Прутья начали колебаться. Бог приближается, подумал Перкар, – и в самом деле, очертания его в виде альвы появились за пирамидой.
Случилось это довольно неожиданно – так вдруг находишь внезапно то, что спрятано. У Перкара так случалось прежде: вдруг он замечал за стволами прячущегося оленя, который почти сливался с пятнистой листвой. Стоило его разглядеть – и казалось даже удивительным, как это его не удалось заметить раньше. Так вот и эта богиня явилась перед ними, и Перкар увидел, что она не одна – там, среди ветвей сплетенной альвами пирамиды.
Сложением она была похожа на альву высокого роста, но руки, ноги, туловище были густо покрыты черной шерстью. Лицо поросло грубыми волосами – черными, со слабой проседью. Голову ее гордо украшали рога. И все же Перкар заметил, что рога ее деревянные. Было очевидно, что это богиня – на ней не было одежды. Богиня улыбнулась загадочной улыбкой альвы.
– Приветствую тебя, Капака, повелитель среди людей, – сказала богиня. Голос у нее был гортанный, гулко разносящийся по округе.
– Благодарю тебя, богиня, – ответил Капака. – Я привез для тебя дары – для тебя и для Владыки Леса.
– Владыка Леса раздаст ваши дары, каковы бы они ни были, – сказала богиня. – Но я довольна тем обликом, в котором вы вызвали меня, – я редко воплощаюсь в таком виде, и он мне нравится.
– Мы с радостью приветствуем тебя, – сказал Капака. – И я предложу тебе кое-что, если ты проведешь нас к…
– Я отведу вас к нему, – сказала она, как будто довольная. – Не беспокойтесь. Альвы не напрасно вы звали меня, а не каких-нибудь слабых богов.
– Мне жаль, – заметил Капака, – что я не знаю ни твоего имени, ни песен в твою честь. Но я привез с собой певца.
Король указал на Эруку, который как будто съежился.
– Если ты его научишь, мы будем петь эту песнь в наших дамакутах в долгие зимние месяцы.
– Вы можете звать меня Пакер, – ответила богиня, и Перкар уловил оттенок насмешки в ее голосе. Толстые губы богини приоткрылись, и обнажился ряд острых, сверкающих зубов. – Можете звать меня также Ала, Бари, Нгати. Или Охотницей. Мне все равно.
– Это все разные имена Владыки Леса, – прошептал Эрука так тихо, чтобы один только Перкар мог услышать.
Но богиня заметила Перкара и улыбнулась еще шире.
– А это еще кто? – сказала она, приближаясь к юноше, отчего показалась ему еще огромнее. – Откуда этот запах?
Она протянула поросшую черной шерстью руку с длинными пальцами и легонько коснулась щеки Перкара.
– Ах ты, сладенький! – сказала она.
Но улыбка ее была плотоядной; богиня напоминала сейчас тигрицу, которая предвкушает свежее лакомство. Отойдя от Перкара, она словно потеряла нить разговора и только вертела туда-сюда головой, причем ее черные глаза отливали желтой и зеленой искрой.
– Идем, – сказала богиня.
Оставшийся путь прошел как во сне; Перкар запомнил только, что они стремительно шли через лес и переходили пропасти по мостам, сплетенным из веток; пропасти эти казались пустотами внутри земли, а не низинными местностями. Наконец они спустились еще ниже, в провал, напоминающий кубок, – это была как бы долина в долине. Стены были из крошащегося камня, и черные зевы пещер зияли угрожающе, когда путешественники проходили мимо.
– Здесь жилище Владыки Леса? – спросил Перкар.
Охотница пожала плечами:
– Да, временами он живет тут.
– Сырые, нездоровые края, – сказал вдруг кто-то.
Перкар, удивленный, обернулся и увидел ворона – огромного, размером с собаку.
Ворон сидел, улыбаясь, на нижней ветке, и глаза его поблескивали, как два драгоценных камня в черной воде.
– Охотница, кого ты привела для меня?
– Несколько забавных вещиц; ты поместишь их к себе в гнездо и покажешь богам, когда начнется пир.
Ворон взволнованно поднял одну лапу, сжал когти, а потом вновь уцепился за ветку.
– Не вижу я никаких забавных, интересных вещиц, – пожаловался он.
– Как хочешь, – сказала Охотница. – Тогда я с тобой прощаюсь.
– Погоди, – прокаркал Ворон. – Может быть, у них с собой есть что-нибудь забавное.
Охотница вздохнула и повернулась к Капаке:
– Лучше дать ему что-нибудь. Иногда он совсем впадает в детство.
Капака кивнул и развязал мешок с дарами, украшенный вышитыми облаками и перьями. Он порылся в мешке.
– Вот, – сказал он наконец. В руках он держал переливающуюся брошь – серебряную, с кровавого оттенка гранатом.
– Милая вещица, – признал Ворон. – Очень милая.
– Я тебя знаю, – вмешался Эрука.
Ворон, казалось, находился в затруднении – он попытался скосить глаз на Эруку, хотя ему не хотелось отрываться от созерцания броши.
– Ты меня знаешь? – спросил Ворон.
– Да, – ответил Эрука.
Прокашлявшись, он запел:
Я – Ворон, тот, кто однажды взлетел на небо
И солнце сглотнул, точно ломоть теплого хлеба.
Я – Ворон, вот я каков!
Я землю принес в когтях своим слабым детям,
Шутя ее развернул, точно щит из меди.
Я – Ворон, вот я каков.
Когда я зол, тогда я во тьму взмываю,
И молний красные стрелы небо пронзают.
Я – Ворон, вот я каков!
Я выкрасил пташек, певших перед рассветом,
Чтоб каждый голос жил в теле нового цвета.
Я – Ворон, вот я каков…
– Вот так я, вот я каков, – повторил Ворон. – Старая песня, давно ее сложили. Я уже забыл ее.
– Ты Карак, Вороний Бог, – сказал Эрука.
– Я знаю, кто я такой, – брюзгливо ответила птица.
– Да, и я тоже знаю, – сказала Охотница. – И если ты не будешь задерживать нас своей болтовней, я принесу тебе новое перо – на конце крепкой, прямой стрелы.
– Отдайте мне эту красивую вещицу, – капризно проворчал Ворон.
Капака протянул руку, подавая угольно-черной птице серебряную брошь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125