выпадет богиня — я выиграл, выпадет жертвенник — ты проиграл.Дядюшка Живописец вдруг остановился, стукнул палкой о землю и сказал с неожиданной твердостью:— Я иду к архонту и все ему расскажу!— И комедию не допустят к представлению!— Ты можешь через несколько лет подать ее еще раз, от своего имени. И дядюшка Живописец, повернувшись, решительно зашагал обратно.Алексид кинулся за ним и дернул его за плащ.— Я не могу ждать несколько лет, — сказал он умоляюще. — «Овод» устареет, он написан специально для этих Дионисий.— Это меня не касается, — отрезал дядюшка Живописец и, побагровев, ускорил шаг.Алексид прибегнул к последнему средству:— Мать так огорчится…Старик остановился.— Твоя мать? Почему?— Ну, ведь она очень обрадовалась бы, если бы узнала, что я написал комедию, которую допустили к представлению. Каково же ей будет узнать, что все шло так хорошо, а ты под конец взял да и испортил дело!Дядюшка Живописец постоял в нерешительности, повернулся, вновь стукнул палкой о землю и пошел в сторону своего дома.— Очень уж ты похож не свою мать, — буркнул он.— Как так?— Вот она тоже всегда умела заставить меня поступить по-своему.
На обратном пути они договорились, что пока не станут посвящать в свою тайну никого из родных.— Мне, конечно, неприятно обманывать твоих родителей, — ворчал старик, — да только есть кое-что еще неприятнее…— Что?— Обманывать всех остальных и знать, что твои мать и отец видят это.И старику пришлось скрепя сердце принимать поздравления изумленных родственников и соседей.— Просто не верится, дядя! — сказал Леонт.— Я всегда знала, что дядюшка Живописец человек очень одаренный, хотя вы этого и не замечали, — укоризненно проговорила его жена.— Молодец, дядюшка Живописец! — кричал Теон, прыгая вокруг него. — Ты ведь пустишь меня на репетицию, правда?— А меня даже в театр не пустят, — уныло вздохнула Ника.— Мы все очень гордимся твоим успехом, господин, — сказал Парменон с фамильярностью старого слуги.Дядюшка Живописец совсем растерялся под этим градом похвал и расспросов, но все же не забыл обратиться к Леонту с просьбой, чтобы он разрешил Алексиду пропускать занятия у Милона, если мальчик будет ему нужен на репетициях. Леонт, конечно, не мог отказать старику, а Алексид решил про себя, что будет «нужен» дядюшке каждый день.Алексиду было немножко досадно слышать, как дядюшку Живописца хвалят и поздравляют, — ведь все эти лестные слова по праву должны были бы говориться ему. Сам же дядюшка, как только немного свыкся со своей ролью, быстро вошел во вкус и забыл недавние тревоги. Без малого семьдесят лет родные считали его неудачником, и вот теперь он обнаружил, что купаться в лучах славы — довольно приятное занятие. Алексид не стал ему мешать и чуть ли не бегом направился в харчевню, чтобы поделиться новостью с единственным человеком, который знал всю правду.Коринна как раз выходила из дверей, неся на голове пустой кувшин. Она чуть не уронила его, когда Алексид, схватив ее за руку, начал бессвязно рассказывать о случившемся.— Как это замечательно, Алексид! — Ее лицо просияло от радости. Оглядевшись по сторонам, Коринна добавила:— Проводи меня до источника. Мать ведь ждать не любит… Ах, как я рада! И, по-моему, твой дядюшка просто прелесть.— Еще бы! То его терзают страхи, то он вдруг приободряется, и тогда ему уже нравится делать вид, будто он сочинил комедию. Одним богам известно, как мы проведем все репетиции так, чтобы никто не догадался!Тем временем они подошли к источнику Коринна подставила кувшин под струю, вырывавшуюся из львиной пасти. Прозрачная вода с журчанием наполнила кувшин, и Коринна, грациозным движением поставив его себе на голову, выпрямилась и повернулась, чтобы уйти.— Если бы я могла тебе как-нибудь помочь! — сказала она.— Ты и так мне очень помогла, — ответил он горячо. — Без тебя я, наверно, никогда не кончил бы «Овода».На следующий день было официально объявлено, что на празднике Дионисий будут показаны комедии Аристофана, Эвполида и Алексида. Каждому из них был назначен хорег, оплачивающий все расходы. Эта обязанность возлагалась по очереди на всех самых богатых граждан Афин: каждый из них должен был либо оплатить театральное представление, либо снарядить военный корабль.Расходы по «Оводу» должен был нести богач Конон. Когда дядюшка Живописец услышал об этом, лицо его вытянулось.— В чем дело? — спросил Алексид. — Ты знаешь о нем что-нибудь плохое?— Не-ет, но лучше бы нам назначили кого-нибудь другого.— Но почему?— Ну… — Дядюшка Живописец растерянно поскреб в затылке. — Это трудно объяснить. Видишь ли, Конона весельчаком не назовешь. Он редко бывает в Афинах… а в театр не заглядывал уже много лет…— Вот оно что! — Алексид досадливо нахмурился: вряд ли от Конона можно было ждать большой помощи. — А где он живет?— У него имение под Колоном, и он его почти не покидает. Говорят, он живет скромно, словно простой земледелец, но денег у него, должно быть, много. Ему ведь принадлежат серебряные рудники.— Значит, он скряга?— Да нет, пожалуй. В былые дни он даже славился своей щедростью. Но последние годы он живет в деревне настоящим затворником, и никто о нем толком ничего не знает. Кроме, конечно, — тут дядюшка Живописец весело усмехнулся, — государственного казначея.— Какая таинственность! Нам надо будет сходить к нему?— Ну, он-то, во всяком случае, не явится в город, чтобы повидать нас.И вот в этот день вазы остались неразрисованными, а два Алексида вышли за городские ворота в поля, озаренные неярким солнцем. Был один из тех прозрачных зимних дней, когда обнаженные ветви деревьев кажутся особенно черными на фоне синего неба и одетых снегами горных вершин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59