Но чтобы ничего… ни единого слова об этой злополучной истории не было доведено до сведения публики.
Доктор Стокман. Ну, этому-то теперь уж не помешать, мой любезный Петер.
Фогт. Нужно и должно помешать.
Доктор Стокман. Не удастся, говорю я. Слишком многие уже знают.
Фогт. Знают! Кто? Уж не эти ли господа из «Народного вестника»?
Доктор Стокман. Ну да, и они. Свободомыслящая, независимая пресса постарается заставить вас исполнить свой долг.
Фогт (после небольшой паузы ). Ты чрезвычайно опрометчив, Томас. Ты не подумал, какие последствия это может иметь для тебя лично?
Доктор Стокман. Последствия? Последствия для меня?
Фогт. Для тебя и для твоей семьи, да.
Доктор Стокман. Какого черта ты хочешь сказать?
Фогт. Я полагаю, что я всегда и во всем поступал, как полагается доброжелательному, готовому помогать тебе брату.
Доктор Стокман. Да, это так, и спасибо тебе за это.
Фогт. Не об этом речь. Меня отчасти вынуждали… собственные интересы. Я всегда питал надежду, что мне удастся некоторым образом обуздать тебя, если я буду содействовать улучшению твоего экономического положения.
Доктор Стокман. Что такое? Так ты только из личных интересов?
Фогт. Отчасти, говорю я. Для официальных лиц крайне неудобно иметь близкого родственника, который то и дело компрометирует себя.
Доктор Стокман. И, по-твоему, я это делаю?..
Фогт. К сожалению, делаешь, сам того не ведая. У тебя беспокойный, задорный, мятежный нрав. И еще эта злосчастная страсть опубликовывать свои мнения по всякому удобному и неудобному поводу. Чуть мелькнет у тебя в, голове что-нибудь такое – и пошел писать!.. Готова статья в газету или целая брошюра.
Доктор Стокман. Да разве не долг гражданина, если у него явится новая мысль, поделиться ею с публикой?
Фогт. Ну, публике вовсе не нужны новые мысли; публике полезнее добрые старые, общепризнанные мысли, которые она уже усвоила себе.
Доктор Стокман. Ты так и говоришь это напрямик?
Фогт. Да надо же мне когда-нибудь высказать тебе все напрямик. До сих пор я все уклонялся от этого, зная твою раздражительность, но пора сказать тебе правду, Томас. Ты представить себе не можешь, как ты вредишь себе своей опрометчивостью. Ты жалуешься на власти, даже на самое правительство… фрондируешь… уверяешь, что тебя всегда затирали, преследовали. Но чего же другого и ждать… такому тяжелому человеку, как ты!
Доктор Стокман. Еще что? Я и тяжел вдобавок?
Фогт. Да, Томас, ты очень тяжелый человек и с тобой трудно иметь дело. Я это по себе знаю. Ты пренебрегаешь всякими соображениями, ты как будто совсем и забыл, что обязан мне своим местом курортного врача…
Доктор Стокман. Место это принадлежит мне по праву. Мне – и никому другому! Я первый сообразил, что городок наш может стать цветущим курортом, и никто, кроме меня, тогда не понимал этого. Я один отстаивал эту мысль долгие годы! Я писал, писал…
Фогт. Бесспорно. Но тогда время еще не приспело. Ну да где тебе было судить об этом в своем медвежьем углу! Но как только благоприятная минута настала, я, вместе с другими, взял дело в свои руки и…
Доктор Стокман. Да, и вы исковеркали весь мой чудный план. Теперь оно и видно, какие умные головушки взялись за дело!
Фогт. С моей точки зрения видно только, что ты опять ищешь, как бы дать выход своим воинственным настроениям. Тебе хочется добраться до стоящих выше тебя, – это твоя старая повадка. Ты не терпишь над собой ничьего авторитета, косо поглядываешь на всякого, кто занимает высокое официальное положение, видишь в нем как бы личного врага… и сейчас же нападаешь на него, не разбирая средств. Но теперь я обратил твое внимание, что тут поставлены на карту интересы всего города… и, следовательно, мои также. Поэтому я говорю тебе, Томас, что буду неумолим в своем требовании, которое намерен тебе предъявить.
Доктор Стокман. Какое требование?
Фогт. Так как ты не сумел придержать язык и уже завел об этом щекотливом деле разговор с непосвященными, хотя тебе надлежало бы отнестись к этому делу как к административной тайне, то, разумеется, теперь нельзя его замолчать. Откроется широкое поле для всевозможных слухов, и злонамеренные люди не преминут всячески их раздувать. Поэтому необходимо, чтобы ты предупредил появление подобных слухов публичным заявлением.
Доктор Стокман. Я? Как? Я тебя не понимаю.
Фогт. Имеются основания ожидать, что ты при новом исследовании придешь к тому результату, что положение далеко не столь опасно или серьезно, как ты полагал первоначально.
Доктор Стокман. Ах, так вот чего ты ожидаешь!
Фогт. Далее ожидается, что ты питаешь и публично выразишь доверие к правлению и к той основательности и добросовестности, с которой оно предпримет необходимые меры для устранения возможных недочетов.
Доктор Стокман. Да никогда вам не удастся поправить дело, если вы собираетесь только пачкотней заниматься да заплатки ставить! Говорю тебе, Петер, это мое искреннейшее, глубочайшее убеждение…
Фогт. В качестве служащего тебе не полагается иметь особых мнений и убеждений.
Доктор Стокман (пораженный ). Не полагается?..
Фогт. В качестве служащего, говорю я. В качестве частного лица – сделай одолжение, это совсем другое. Но в качестве подчиненного лица, состоящего на службе у дирекции курорта, тебе не полагается выступать с мнениями и убеждениями, не согласными с убеждениями твоего начальства.
Доктор Стокман. Это уж слишком! Мне, врачу, человеку науки, не полагается!..
Фогт. Данный случай нельзя рассматривать как чисто научный; это случай сложный, имеющий и техническую и экономнческую сторону.
Доктор Стокман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29