Катаясь верхом, она всегда останавливалась на этом месте, чтобы впитать в себя любимый, придающий ей силы пейзаж, а уж потом её взгляд обращался к более суровым картинам. Развер­нув Синнабара, она заставила его ехать неспешной рысью, руки в перчатках умело натянули поводья, давая понять жеребцу, что ей сейчас не до галопа. Жеребец послушно подчинился приказу хозяйки, лишь поднятые уши и раз­дувающиеся ноздри говорили, что ему вовсе не надоела их бешеная скачка, и только подай знак – он тут же сорвет­ся с места. Рэйвен нежно погладила сильную шею живот­ного, и глаза её просияли от гордости. Она сама выпестовала Синнабара из маленького жеребенка и под руководством отца тренировала его для себя. Синяки и ссадины вспоми­нались теперь с улыбкой, хотя их было немало, ибо Синнабар рос неуправляемым жеребенком. Частенько его упрямство доводило ее до слез. Но она была терпеливой и настойчивой, упрямства ей тоже было не занимать, так что Синнабар сформировался в «очень привлекательную лошадку», как любил говаривать её отец. Так он маскиро­вал свою гордость дочерью, но она прекрасно знала, как он гордился ею: даже планировал на следующий год за­вести потомство от Синнабара, надо было только подо­ждать его полного возмужания… Но все эти планы так и остались планами из-за внезапной смерти отца.
В янтарных глазах засветилась боль, Рэйвен плотно сжала губы. Ей не хотелось испортить чудесную верхо­вую прогулку грустными воспоминаниями, она и так впер­вые за последнее время непрерывных проливных дождей выбралась покататься. К тому же она непозволительно долго находилась во власти печальных дум, порой дово­дивших ее до отчаяния. Жеребец мгновенно уловил пере­мену настроения Рэйвен, ее желание встряхнуться и тут же отреагировал, перейдя на галоп. Рэйвен не стала оста­навливать его. Она натянула свою маленькую шляпку на лоб, чтобы ее не снесло ветром, и Синнабар, словно пти­ца, рванул вперед.
По узкой проселочной дороге, петлявшей среди хол­мов и полей в направлении из Лэндз-Энда в Пензанс, тряслась, поскрипывая, маленькая бричка, и Рэйвен, пе­ремахнув на Синнабаре через невысокую каменную изго­родь, отделявшую поле от дороги, заставила жеребца перейти на шаг, чтобы взглянуть, кто там едет. Узнав фигуру преподобного Парминстера, она издала еле слыш­ный стон, но делать было нечего. Тощая, плохо кормлен­ная кобыла пастора покорно плелась, таща за собой скрипучую повозку.
– Доброе утро, преподобный отец, – вежливо ска­зала Рэйвен, поравнявшись с бричкой. Синнабар повер­нул голову и презрительно зафыркал при виде утлой телеги и жалкой клячи.
Преподобный Парминстср взглянул на раскраснев­шееся лицо красавицы, сидящей на возбужденно бьющем копытом жеребце, и его полные губы неодобрительно сжались.
– Вы не в трауре, мисс Бэрренкорт, – заметил он своим гнусавым голосом, напомнившим Рэйвен о мучи­тельно скучных воскресных проповедях.
Она взглянула на свою темно-зеленую амазонку.
– Я-а… э-э-э…
– Дьявол неустанно подкарауливает тех, кто не сле­дует заповедям Господним, – напомнил ей пастор. Его длинное, тонкое лицо излучало уверенность в собственной непогрешимости. – Предупреждаю вас, мисс Бэрренкорт, вам не избежать сплетен и пересудов, если вы сни­мете траур раньше срока. Вас осудят.
– Кто? Господь или вы? – гневно отрезала Рэйвен, слишком хорошо знавшая преподобного, чтобы смутиться от его поучений. Пусть думает что хочет.
Щеки преподобного побагровели.
– Я не стану укорять вас за дерзкий язык, дитя мое, потому что знаю: каждое ваше слово или поступок продиктованы скорбью. Но я намерен лично проследить, чтобы вы не свернули с праведного пути после смерти вашего отца.
– Вы полагаете, он плохо воспитал меня? – резко спросила Рэйвен, прекрасно зная, что так оно и было. Любой в этой части Корнуолла мог бы сказать, что Джеймс Бэрренкорт позволял своей дочери абсолютно все, вплоть до диких скачек на необузданном жеребце. Но Рэйвен знала и то, что ни одна душа не осудила бы его и не подумала бы о нем плохо. И арендаторы отца, и жители деревень, и рыбаки Сент-Айвза уважали и ценили этого доброго и честного человека, всегда готового прийти им на помощь.
– Мне придется изрядно потрудиться, чтобы спасти вашу душу от вечного проклятия, строптивая Рэйвен, – ответил преподобный, в глазах которого отразилась от­кровенная похоть.
– Снова выгладите свой костюм? – сладко пропела Рэйвен, хотя глаза ее гневно заблестели. – Вы полагае­те, что теперь, когда мой отец умер, у вас больше шансов стать моим мужем? Не обольщайтесь! Вряд ли вы стали приятнее с тех пор, как отец назвал вас злобным пакост­ником и последним из мужчин на земле, которому он позволил бы жениться на мне!
Она резко развернула нервного жеребца, так что тот вздыбил передние ноги, и Рэйвен с удовлетворением от­метила страх в глазах преподобного. Всадница вихрем ум­чалась прочь, разбрызгивая во все стороны грязь, лошадь словно на крыльях перелетала через препятствия. Рэйвен передернуло от отвращения: брр, до чего же некоторые мужчины омерзительны! Жаль, что он сумел вызвать в ней ярость. Пожалуй, она стала уязвимее к навязчивости пастора после смерти отца. Как же она была счастлива и беззаботна, пока он был жив! И в полной безопасности! И какой же одинокой и несчастной чувствовала себя те­перь, когда он покинул ее!
Прогулка была окончательно испорчена. Рэйвен быс­тро проехала по тропе среди скал к берегу, где позволила Синнабару немного поплескаться в холодной морской воде, после чего отправилась домой. Жеребцу это было не по нраву, и он нехотя плелся по тропе, время от времени опуская голову, чтобы пощипать траву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152