– Я не могу его заменить, да?
– Я никогда не стану сравнивать вас с ним, – сказала она пугающе свирепым голосом.
Он выпрямился. Когда же он научится держать рот на замке? Теперь он испортил их шутливый разговор, вспомнив о другом человеке.
– Прошу прощения. Я знаю, как глубоко вы любили…
– Я не любила.
– Что?
Она не любила Джереми? Неужели она говорит серьезно? Конечно, нет.
Элетея повернулась, явно смущенная. Он подумал, что она не решается произнести чтимое ею имя Джереми вслух, боясь какого-то эмоционального срыва. Хотя он и был недоволен тем, что ее горе так глубоко и она ищет утешения, соблазняя картежника, – такое у него сложилось мнение, – он все же не был сильно обескуражен и не собирался отказываться от того, что судьба давала ему в руки.
Он привлек ее к себе и поцеловал в затылок. Она задрожала, но не отстранилась. Кровь в нем закипела от предвкушения будущих наслаждений.
«Что бы я ни сделал, пожалуйста, не дай мне упустить этот шанс». Потому что как бы отчаянно он ни хотел ее, она по-прежнему оставалась его милой девочкой со смелым сердцем – девочкой из тех, самых мучительных дней его прошлого. Он предпочтет умереть, прежде чем навлечет на нее позор.
Он медленно привлек ее ближе к себе, стиснул руки у нее под грудью, заглушив в себе стон наслаждения. Все его чувства обострились. Это было восхитительно. Ему нравилось, как она прижалась к нему, словно между ними было что-то большее, чем просто желание.
– Предупреждаю вас, – шепнул он ей в шею, – не приглашайте меня в вашу постель ради шутки.
– Вы хотите меня, Гейбриел? – прошептала она, медленно поворачиваясь в кольце его рук, пока не оказалась к нему лицом, на котором блуждала какая-то неопределенная улыбка.
– Вы – самое глубокое мое желание.
Она вздохнула:
– Как красиво!
Он поцеловал уголки ее рта и обнял крепче.
– На вас производят впечатление красивые слова?
– Нет.
– Так я и думал.
Она на миг опустила глаза.
– А вы хотите произвести на меня впечатление?
– Я хочу этого сильнее, чем того, чтобы взошло солнце.
Элетея рассмеялась и снова подняла глаза.
– Глупые красивые слова. Но… его уже нет.
Он не знал, что сказать на это. Она явно погрустнела, заговорив о человеке, за которого должна была выйти замуж. Но ведь она сказала, что не любила его. Он отбросил локоны, падающие ей на лицо.
– Можно мне остаться?
Элетея внимательно всматривалась в его жесткое, мрачное лицо.
– В последний месяц вы показали себя славным мальчиком.
Гейбриел улыбнулся через силу:
– Мы с вами знаем почему.
– Я никак не думала, что вам понравятся наши простые удовольствия.
– Разве человек не может измениться?
– Наверное, может – кое в чем.
Она-то его хорошо знала. Но знает ли он ее? Не знает, но хочет узнать. Он взял ее за руку:
– Проводите меня в комнату.
– Только не в спальню. Горничная спит в соседней комнате. Наверху есть моя личная гостиная, где я читаю.
Он не собирался спорить. Ее рука казалась нежной и крепкой, и он не понимал, зачем она ведет его в комнату, знал только то, что не хочет увлечь ее ни в одно из известных ему темных мест.
Он пошел за ней наверх по боковой лестнице. Элетея сказала, что ей одиноко. Не ищет ли он слабых мест в ее обороне? Прошло больше года со дня смерти Джереми, а она до сих пор не может заставить себя произнести его имя. В прошлом Гейбриелу никогда не приходилось планировать свои романы. Всегда и всюду у него находилось для этого прекрасное время и прекрасное место.
А ныне он гибнет, не находя выхода.
Маленькая освещенная огнем камина гостиная была, судя по всему, ее личным убежищем. Книга, письма, корзинка с вязаньем. Место покоя и размышлений.
– Наверное, вам не следовало приглашать меня сюда, Элетея. Я знаю, что не могу заменить то, на что вы когда-то надеялись.
Она закрыла дверь, глаза ее сверкали от гнева.
– Откуда вам это известно?
Гейбриел покачал головой. Да простит его Бог, но он не хотел воспользоваться женщиной, настолько погруженной в горе, что ради мгновенного утешения она способна предложить себя какому-то распутнику. Но если он может заставить ее забыть о своей боли – и пусть утром она станет его презирать, – он не устоит.
– Я никогда не был святым, – сказал он. – Я возьму вас хотя бы ради того, чтобы облегчить вашу печаль.
Он ждал, что она станет возражать. А когда она промолчала, подвел ее к ложу – в темноте оно казалось чем-то вроде мягкой софы, на которой лежала шаль, подзорная труба и стопка бумаги. Он смахнул все это на пол, и она рассмеялась.
– Элетея, – сказал он и сам начал смеяться, – я сотню раз представлял себе это мгновение в своем воображении…
– Но в более прибранной комнате.
– Это не имеет значения. – Сейчас ничто не имело значения, кроме нее. Он привлек ее к себе и прошептал: – Можно, я вас раздену?
Она снова рассмеялась, на этот раз смех ее прозвучал неуверенно.
– Зачем? Вы же ничего не увидите здесь.
– Я мог бы прикасаться к вам. И я хочу вас ласкать.
Как легко его руки «сняли ее с якоря» и каким правильным казалось ей то, что он освободил ее от стесняющего корсета и рубашки. Он ласкал ее, дал ей время расслабиться, предвкушая дальнейшее. Он стал на колени, чтобы снять с нее чулки, и тут почувствовал, как она встревоженно напряглась.
– Гейбриел.
– Только не передумайте, – пробормотал он, резко поднимая на нее глаза. – Не заставляйте меня остановиться, иначе я умру.
В ее смехе ощущалась дрожь.
– Вы, кажется, полны решимости.
– Так оно и есть.
Он посмотрел на нее, увлеченный красотой ее обнаженного тела. Выступающие темные соски груди, округлый живот, пышные бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73