– Я не боюсь, что мне будет неудобно – раскладушка хорошая, я уже попробовал, дело не в этом. То есть, я хочу сказать, я спал и в худших условиях. Но я не люблю полицейских. Есть люди, которые то же испытывают к кошкам. При одном приближении мурашки бегут по коже. Но заметьте: против кошек я не возражаю. Вовсе нет. По мне, если уж из-за какого животного страдать, я бы выбрал кошку.
– А я нет, – сказала Антония, которая случайно услышала эту фразу. – Они бесчувственные, хотя, я полагаю, кошки бывают разные.
– Вот именно, – подхватил Роджер. – Но не говори мне, будто полицейские бывают разные, потому что это неправда. Меня всегда поражало, зачем людям нужны полицейские, ну, разве чтобы стоять на перекрестках и крутить руками, но и это я всегда считал работой, которую не хуже, а то и лучше может делать любой.
– Пожалуйста, не мели чушь, – сказала Антония. – Люди могут подумать, ты выбираешь себе любимую кошку. А если другие будут управлять движением транспорта, то они и будут полицейскими – я не вижу большой разницы.
Роджер, внимательно следивший за ее рассуждениями, сказал:
– Тут где-то ошибка. Я не знаю где и не собираюсь доискиваться, но для меня это звучит как-то неубедительно.
Слабая надежда Ханнасайда, что в семействе Верикеров хоть Роджер окажется нормальным, исчезла. Он вздохнул и переключил внимания на Кеннета.
Антония не успела ничего ответить, так как в разговор вступил Джайлз:
– Погоди, Тони. Ну, Роджер, как живешь? Когда ты приехал?
– Я начинаю уставать от этого вопроса, – сказал Роджер, пожимая ему руку. – Я без конца повторяю: приехал вчера; рад твоему приходу, потому что попал в крайне затруднительное положение. Я поиздержался. Говорят, ты один из душеприказчиков Арнольда и можешь дать мне вперед денег. Сколько ты принес?
– Я ничего не принес, – сказал Джайлз. – Я не могу так, на авось, давать деньги.
Интерес, промелькнувший в глазах Роджера, мгновенно погас. Он снова погрузился в свою обычную апатию, упавшим голосом заметив, что если так, то непонятно, зачем Джайлз беспокоился и приходил.
– Не то, чтобы я не хотел тебя видеть, – прибавил он. – Просто, мне кажется, нет особого смысла.
– Если ему удастся освободить нас от тебя, в этом будет большой смысл, – свирепо заявил Кеннет. – Садитесь, мой друг суперинтендант, садитесь! Что можно предложить вам? Виски? Легкое пиво?
Суперинтендант отверг и то, и другое.
– Простите, что нарушаю… семейный вечер, – сказал он, – но…
– Вовсе нет, – возразил Кеннет. Мы счастливы вас видеть. В меньшей степени мой сводный брат, но это, возможно, потому, что у него затуманенное сознание. Но все остальные – в восхищении. Не правда ли, Вайолет? Между прочим, дорогая, мне кажется, ты не знакома с нашим другом суперинтендантом. Суперинтендант – моя невеста, мисс Уильямс. – Вайолет слегка поклонилась и одарила Ханнасайда машинальной улыбочкой, предназначавшейся у нее для стоящих ниже на социальной лестнице. Потом, повернувшись к Кеннету, тихим голосом сказала, что ей надо уйти. Он мгновенно отменил ее решение, и тогда, в качестве компромисса, она тактично удалилась в другой конец комнаты, объявив, что нужно открыть окно.
Тем временем Джайлз представил Роджеру суперинтенданта, и Ханнасайд стал весело объяснять официальную цель своего прихода.
– Я полагаю, вам уже сообщили, мистер Верикер, что ваш брат, мистер Арнольд Верикер, в прошлую субботу был заколот в Эшли-Грин, – начал он, – и потому я уверен, что вы…
– Да, мне об этом сообщили, – ответил Роджер, – но это не имеет ко мне никакого отношения. Естественно, я был поражен. По правде сказать, я сперва не поверил.
– Очевидно, было ужасное потрясение, – сочувственно сказал Ханнасайд.
– Ну да. Если бы сказали, что он застрелен или умер, сунув голову в газовую духовку, тогда другое дело – в наши дни в этом нет ничего удивительного. Но ножом в спину – это для Англии очень необычно. Мгновенно возвращает меня в Колумбию.
– В самом деле? Вы только что из Колумбии?
– О, нет, – уклонился Роджер. – Но я однажды был там, очень недолго. Мне в Колумбии не понравилось, вы не поверите, как часто там пускают в ход нож. По крайней мере, так было в мои времена, может, сейчас и переменилось.
– Мне всегда казалось, те края не слишком цивилизованны, – заметил Ханнасайд. – Хотя говорят, Южная Америка – страна будущего.
– Мало ли что говорят, – угрюмо отозвался Роджер. Ханнасайд упорствовал.
– Из каких краев вы прибыли? – спросил он.
– Из Буэнос-Айреса, – сказал Роджер. – Но нет смысла делать туда запрос относительно меня, потому что я жил под чужим именем. Удобнее, – добавил он в порядке объяснения.
– Понятно, – сказал Ханнасайд. – Итак, вы только что вернулись. Когда вы высадились на сушу?
– Вчера, – сказал Роджер, подозрительно наблюдая за ним.
Ханнасайд улыбнулся.
– Мне это представляется удивительно хорошим алиби, – заметил он беспечно. – На каком плыли корабле?
– Ну, это я забыл, – сказал Роджер, – если вообще знал, в чем сомневаюсь. По правде говоря, я мало интересуюсь кораблями. Есть люди, которые едва вступив на борт, заводят дружбу с главным инженером, чтобы иметь возможность спуститься в трюм и посмотреть на машинное отделение, а оно на самом деле просто отвратительное, вонючее помещение. Я вовсе не таков.
Джайлз, который в это время полушутя-полусерьезно расспрашивал Антонию, помирилась ли она с Мезурьером, повернул голову и сказал:
– Ты, без сомнения, должен вспомнить название корабля.
– Никаких «должен». Я могу забыть и более важные вещи. Хотя не поручусь, что потом не вспомню. Очень часто потом вспоминаю – и, самое удивительное – то, что было много лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75