Поставлю все это у двери. Вы сможете добраться до двери?
— Смогу. И да благословит вас Господь.
— Завтра я снова приду. Если вам еще что-нибудь понадобится, можете попросить меня.
— Друзья! — взволнованно сказал Хьюмилити. — Нас посетил ангел небесный. Вот еда, друзья мои. Господь услышал наши молитвы.
Тамар заперла дверь и написала на ней углем: «Господи, смилуйся над нами».
Каждый, кто приблизился бы, понял, что это означает.
Тамар минуло восемнадцать, она была своенравна и горда. Ричард очень тревожился за нее. Его удивляло чувство, пробудившееся в нем, он полюбил свою необузданную дочь, дитя природы, как никого еще не любил в своей жизни.
Ее красота восхищала его, а сложная натура — пугала. Он видел ее нежной и доброй, жестокой и надменной. Она была образованной девушкой, оставаясь при этом дикаркой. У нее был острый, ясный ум, но ничто не могло заставить ее отказаться от нелепой веры в сверхъестественные силы. Он полагал, что эту веру она слишком глубоко впитала в детстве и теперь, когда у нее был прекрасный дом и любящий отец, никак не могла отречься от нее. Она полагалась только на себя, ей не нужна была ничья защита.
Отец приглашал в гости знатных людей из соседних поместий, но ни один из них не пришелся ей по душе. Находились юноши, которые были настолько очарованы ее обаянием и красотой, что невзирая на темные истории, которые продолжали рассказывать о Тамар, готовы были предложить ей руку и сердце. Но она вела себя как принцесса и смеялась над любыми попытками сватовства.
Ричарду не хотелось потерять дочь, он слишком дорожил ее обществом, однако он обнаружил в себе отцовские чувства, о каких ранее и не подозревал, и от всей души желал сделать девушку счастливой. А ему казалось, что, выйдя замуж, она была бы счастлива, ему хотелось, чтобы она родила детей. Мол, если у нее будет своя семья, она выбросит из головы дикие идеи, станет воспринимать его как отца, а свое рождение считать вполне нормальным явлением. Он страстно желал этого, потому что ее глупое и упорное суеверие дикарки доставляло ему немалое беспокойство.
Бартли Кэвилл снова возвратился домой, и этот юноша был не менее горд, чем Тамар. Было ясно, что он далеко не равнодушен к Тамар, а Ричард не возражал бы против их союза.
Однако он ничего не мог поделать, оставалось лишь ждать. Нынче вечером он устроит для нее бал. Ее первый бал. Ей уже восемнадцать, и он хочет, чтобы все окрестное дворянство знало, что он считает ее своей дочерью, правда, незаконнорожденной, но это могло бы быть препятствием для бесприданницы, а Тамар в один прекрасный день станет богатой, и наследство смоет с нее печать незаконнорожденной.
Из окна он видел, как она разговаривает с Хьюмилити Брауном, работающим в саду.
Ричард улыбнулся. Она проявила по отношению к этим трем морякам с «Искателя приключений» удивительную храбрость, и все же это, скорее всего, не храбрость, а упорная уверенность в своей сверхъестественной силе. Он сам узнал обо всем этом, когда опасность уже миновала. Она носила еду этим людям, которые страдали вовсе не от болезни, а от голода. Она, как всегда храбрая и гордая, взяла их под свое крыло. Из них выжило двое — Хьюмилити Браун и Уильям Спиерс. Уильям работал на ферме Херли и жил в лачуге вместе с другими рабочими, а Хьюмилити ухаживал за садом Ричарда и жил в одной из пристроек. Тамар убедила отца, что Джозефу Джабину нужен помощник.
К удивлению Ричарда, Тамар была в восторге от Хьюмилити. Ведь она — кокетка, любующаяся собственной красотой, думал он, а Хьюмилити Браун — пуританин. Когда она смотрела на Хьюмилити, глаза ее светились от гордости за то, что она спасла его. Но Ричард догадывался, что Хьюмилити предпочитал держаться подальше от Тамар. А быть может, он боялся, что ее присутствие доставит ему удовольствие. Он был проповедником в городе Бостоне, что в Линкольншире, и таким же фанатиком своей веры, как Тамар своей. Говорили, что в Линкольншире пуритан больше, чем в других местах, и что гонения на них там особенно сильны. Многие из секты Хьюмилити бежали в Голландию, центр протестантизма. Ричарду было интересно беседовать с ним, и он подумывал, не найти ли ему для этого образованного человека более подходящее занятие. Однако, будучи по природе медлительным, он покуда еще ничего не предпринимал для этого.
В эти минуты Ричарда занимала мысль, о чем Хьюмилити может говорить с Тамар.
Тамар стояла и смотрела, как Хьюмилити пропалывает цветочную клумбу. На лбу у него выступили капли пота, причиной тому было не только физическое напряжение: ему всегда было не по себе в присутствии хозяйской дочери.
— Хьюмилити, — настаивала она, — вы боитесь меня.
Ей доставляло тайное удовольствие видеть, что он пытается делать вид, будто не замечает ее, и в то же время не может не поглядывать на нее искоса.
— Нет, не боюсь, — отвечал Хьюмилити, — я мысленно вижу крест, ощущаю его сердцем своим и потому не боюсь ничего.
— О Хьюмилити, вы хороший человек, и я рада, что спасла вам жизнь. Вы приняли меня за ангела, когда я принесла вам еду. Неужто я была похожа на ангела?
Хьюмилити бросил взгляд на ее прелестное смеющееся лицо.
— Умирающему от голода каждый, кто принесет еду, покажется ангелом.
— Даже если его прислал дьявол?
Губы Хьюмилити зашевелились, она поняла, что он читает молитву.
— Что вы подумали, когда узнали, кто я? — с вызовом спросила она.
Он продолжал шептать, а Тамар сердито топнула ногой.
— Отвечайте, Хьюмилити! Вы забыли, что я здесь хозяйка?
— Я забыл бы, коли вы позволили бы мне работать на одной из ферм или в городе…
— Но я спасла вам жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88