Жанна побывала у Рене, а когда вернулась в особняк де Конде, который стал ее домом в Париже, почувствовала острую боль. Она промучилась несколько дней и ночей.
Затем по Парижу прокатилась скорбная весть. Королева Наваррская скончалась.
Шел июнь 1572 года.
Глава 4
КРОВАВАЯ СВАДЬБА
Генриху не хотелось уезжать из Беарна, где он быстро нашел новую любовницу. Она казалась ему красивее всех предыдущих, и он объявил, что никогда больше не покинет родные края. Повидал он и Флоретту с ребенком, которая очень им гордилась. Мальчик с темными глазками радостно вскрикивал, когда Генрих подбрасывал его к потолку. Флоретта сделала реверанс, понимая, что юноша, с которым она некогда лежала в цветущем саду, стал другим, она больше не может претендовать на все его внимание. Флоретта смирилась с этим, потому что разве не был всегда рядом знак их близости – ее сын? Разве ей и семье ее отца, садовника, не оказывалось особого рода уважение? И его будет еще больше, когда ребенок подрастет, потому что Генрих очень любил детей, а своего собственного станет любить еще больше.
В эти жаркие летние дни Генриху было приятно думать, что его строгие наставники, Колиньи и мать, находятся далеко в Париже и Блуа, вместе со двором. И что его может тревожить, если сам он в Беарне?
Генрих любил устраивать пикники на свежем воздухе, и был на одном из них со своей любовницей, когда к ним прискакал посланник, привезший ему повеление приехать в Париж. Генрих повернулся к подружке, посильнее прижал ее к себе. Им никогда не удастся женить его на принцессе Марго, заверил он ее. Папа римский ни за что не даст на это своего согласия, а без него ничего не получится. Все католики Франции восстанут против этого брака, если не будет получено согласие папы на венчание католической принцессы с гугенотом.
– Я скоро вернусь в Беарн, – заверил Генрих подружку.
Все-таки ему пришлось отправиться в Париж. Он был на пути из Шонея к Пуату, когда встретил другого посланника.
Его одежда была пыльной, и выглядел он так, как будто долго скакал без отдыха, и Генрих понял, что посланник привез дурную весть, поскольку выражение его лица было печальным.
– Что случилось? – спросил принц.
– Ваше высочество, я привез плохие вести. Королева, ваша мать, скончалась.
Генрих безмолвно уставился на него. В это невозможно поверить. Она была полна жизни, сил… и так много для него значила. Как она могла умереть? Ей не так уж много лет. Наверное, это какая-то ошибка.
– Ты не в своем уме, – начал было он.
– От горя, ваше высочество.
Генриху хотелось задать сотни вопросов, но он не мог вымолвить ни слова. Казалось, время остановилось. В его жизни не было дня страшнее этого. А теперь не стало сил ни думать, ни говорить. Он чувствовал лишь боль от огромной утраты, ему было очень одиноко и хотелось рыдать.
Наконец он обрел дар речи.
– Как? – требовательным голосом спросил Генрих.
– Говорят, ваше высочество, что ей не следовало приезжать в Париж.
Принц не нашелся что ответить. Его горло сжали спазмы. Невероятно, но ничего нельзя изменить! Той, которая вела его по этой беззаботной жизни, больше не существует. Он остался один на белом свете.
Когда Генрих и его кузен, Генрих де Конде, направились на север в католический Париж, их сопровождали восемьсот дворян-гугенотов.
Кузены были облачены в траурные одеяния, которые им вскоре предстояло сменить на яркие одежды, потому что они ехали на свадьбы. Сначала Конде должен был жениться на Марии Клевской, а после этого предстояло сыграть свадьбу, ради которой тысячи людей со всей страны отправлялись в Париж: католическая принцесса Маргарита выходила замуж за гугенота Генриха Наваррского.
По внешнему виду Генриха казалось, что он уже оправился от потрясения, вызванного смертью матери. Выглядел, как обычно, беззаботным и все время повторял, что скоро вернется обратно в Беарн, причем холостяком, потому что папа римский никогда не даст согласия на такой брак.
Но на сердце у него скребли кошки. Он стремился в Париж и потому, что хотел побольше разузнать о смерти матери. Ходили тревожные слухи, что ее отравили, так как она занемогла сразу после визита к Рене, перчаточнику и парфюмеру, которого Екатерина привезла из Флоренции, хотя вскрытие показало, что Жанна умерла от разорвавшегося нарыва в легких. Генрих в это не верил. Да и как можно было верить, когда он знал о репутации королевы-матери и ее флорентийцах, которые славились умением делать яды и с их помощью устранять мешающих им людей. Жанна не напрасно так беспокоилась, не пуская его в Париж, где с ним тоже могло случиться что угодно.
Но теперь он направлялся именно туда. Его вызвали, и предстать перед королем было его долгом. Но он и сам хотел туда попасть. Больше прятаться за юбку матери было нельзя, да он уже и не нуждался в опеке.
Никто не заметил, как легкомысленный юноша превратился в мужчину, правда, с тем же легким нравом, потому что такова уж была его натура. Но за его внешним легкомыслием таилось страстное желание стать таким, каким хотела видеть своего сына Жанна.
Он посмотрел на юного Конде, которого теперь понимал гораздо лучше, чем раньше. Он узнал, что чувствовал Конде, когда погиб его отец. Сейчас Конде выглядел хмурым, горечь от утраты он выказывал даже сильнее, чем сам Генрих.
– Ну что ж, кузен, – сказал Генрих, – теперь мы стали мужчинами. Нам предстоит жениться. По крайней мере тебе.
– Вся эта суета – не ради меня, – ответил Конде. – Моя свадьба будет скромной, по гугенотскому обряду. А твоя…
– Пройдет у врат собора Нотр-Дам, потому что внутрь мне войти не позволят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129