У нее родилась дочь. Если император и был разочарован, то не высказал этого вслух, хотя она и знала, что он предпочел бы мальчика. Когда она в шутку сказала Маргарет, что назовет девочку в ее честь, а потом упомянула об этом в разговоре с императором, он не возразил.
Итак, девочку окрестили Маргарет, и старая гувернантка души не чаяла в своей тезке. Изабелла однажды даже с обидой сказала, что малышка отняла у нее няню.
– Какие глупости! – вскричала Маргарет. – В моем старом сердце столько любви, что хватит на вас обеих.
Такая приятная жизнь текла сама собой – менялись лишь золоченые клетки, в которых обитала Изабелла. Императору понадобилось навестить своих подданных в Италии, и он повез жену в Ломбардию вместе с малышкой, старой Маргарет и десятком служанок.
Там она переезжала из одного роскошного дворца в другой, и везде были пленительные сады и высокие стены вокруг, и только император имел туда доступ. Он не позволял никому даже издали любоваться своей супругой.
В Ломбардии у Изабеллы родился сын. Она дала ему имя Генрих в честь своего старшего брата, а император сказал, что никогда в жизни не был так счастлив.
Это была немного странная жизнь, но никто не назвал бы ее безрадостной.
Преклонных лет император и его цветущая молодая красавица жена, стали персонажами множества легенд, сложенных в тех краях.
ЭЛЕОНОР И СИМОН ДЕ МОНФОР
Элеонор была влюблена.
Самым заметным, самым умным и красивым мужчиной при дворе ее брата был, конечно, Симон де Монфор. Генрих тоже любил его, в чем она, к радости своей, успела убедиться. Но у Симона было много врагов. Она жила в страхе, что однажды они нападут на него.
Он предупредил ее сразу же:
– Англичане считают меня французом, французы – англичанином. И тем, и другим я не по душе.
Куда бы она ни отправилась, на прогулку или на охоту, он всегда оказывался возле нее. Иногда, правда редко, они осмеливались ускользнуть от всех и остаться наедине. И тогда Элеонор испытывала истинную радость. Она неслась на коне по густой траве, а чуть сзади нее скакал Симон, и она позволяла ему себя догнать, если он просил:
– Придержите коня, принцесса! Я хочу что-то сказать вам…
И они пускали коней шагом и говорили… говорили…
Симон был авантюристом – так он сам себя называл, а она – сестрой короля. Как странно, что у них нашлись общие темы для разговора, что они так хорошо понимают друг друга!
– Я тоже авантюристка. Иногда я так думаю про себя, – призналась она.
– Вы? Не может быть! Ни за что не поверю. – Почему? Разве все принцессы обречены вести скучную жизнь?
– Вовсе не обязательно. Некоторые принцессы далеко не скучают, – улыбнулся Симон.
– Я как раз хочу быть такой. Я решила жить так, как пожелаю.
Она поведала ему историю своей жизни, а он ей – своей.
Если бы его дед, владетельный граф Монфор и Эвре, не женился на сестре эрла Честера и не получил в приданое за женой богатое поместье, Симон никаких дел с Англией не имел бы.
– Подумайте об этом! Мы бы с вами никогда не скакали рядом по английским лугам.
Он смеялся, глаза его искрились, но ей казалось, что за каждым произнесенным ею и им словом кроется какой-то иной, более глубокий смысл.
– Их сын Симон, – продолжал рассказывать о своей родословной ее спутник, – одно время возглавлял крестовый поход против альбигойцев. К нему перешли титул эрла Честера и половина фамильных владений.
– Вы, значит, сын крестоносца?
– Да. На меня пал отчасти отблеск отцовской славы. Мой старший брат л'Амори передал права на собственность мне, вот я и явился в Англию требовать возврата владений.
– Кажется, дела ваши идут успешно.
– Во всяком случае, ваш брат добр ко мне.
– Да он без ума от вас! И, честно говоря, я могу его понять.
– Это значит для меня больше, чем все королевские благодеяния.
– Не может быть!
– Клянусь!
– Тогда я изменю свое мнение о вас. Я думала, что вы расчетливее.
– Это как покажет будущее, моя дорогая принцесса. Вполне вероятно, вы убедитесь, что я очень расчетлив.
– И как долго придется ждать, когда вы покажете свое истинное лицо?
– Надеюсь, что недолго.
Элеонор ликовала. Ей казалось, что он уже близок к признанию в любви.
В своих чувствах к Симону она уверилась давно.
– Ваш брат определил мне пенсион в четыреста марок. Если к тому же я верну свои владения, то стану просто богачом. Но не забуду тех, кто помог мне на первых порах.
– Королевская пенсия, должно быть, очень важна для вас.
– Не так важна, как выражение глаз сестры короля, когда она смотрит на меня.
– Для здравомыслящего мужчины пенсион в четыреста марок весомее, чем взгляд какой-то женщины.
– Совсем не так, – живо возразил Симон.
И в такие моменты, как этот, она обычно пришпоривала коня и уносилась прочь, потому что была счастлива и ей хотелось мчаться и дышать ветром, в котором ей слышалась песнь любви.
Элеонор старалась раскрыть ему свою душу, объяснить, как она жила раньше.
– Девочкой меня выдали за зрелого Уильяма Маршала. Так поступили потому, что опасались его перехода на сторону французов, а я была еще совсем крошкой.
Она наклонилась и показала рукой почти у самой земли, какого роста тогда была.
Симон улыбнулся и воскликнул:
– Бедное дитя!
– После брачной церемонии муж тут же уехал в Ирландию. Я оставалась в королевском дворце с сестричкой Изабеллой и нашей старой няней Маргарет Биссет. Изабелла теперь германская императрица, и Маргарет живет у нее.
– Вам тоже найдут мужа, не сомневаюсь в этом.
– Я не соглашусь… если это не будет мой собственный выбор.
Симон спросил не без лукавства:
– А когда такой момент наступит, хватит ли у вас сил противостоять братьям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139