Он снова пополз
к дымовой трубе, но перед глазами у него все стояла эта комната за вспотев
шим стеклом и пятеро живых существ в ней, голых и черных под яркими лучами
солнца: мужчина и женщина в тесном объятии и трое малышей, не сводящих с ни
х глаз.
Он почувствовал голод; ледяная рука протиснулась сквозь его горло, схват
ила кишки и связала их в тугой, холодный, ноющий комок. Ему вспомнилось мол
око, которое вчера согрела для него Весей, вспомнилось так ясно, что он как
будто ощутил во рту его вкус. Если б это молоко было у него сейчас, он мог бы
зажечь газету и держать бутылку над огнем, пока молоко не станет теплым. О
н представил, как он снимает с бутылки фарфоровую пробку и несколько кап
ель молока проливается на его черные пальцы, как он подносит бутылку ко р
ту, запрокидывает голову и пьет. Что-то у него в желудке перевернулось вве
рх дном, и он услышал тихое урчание. В утолении этого голода была какая-то
священная обязанность, непреложная, как потребность дышать, привычная, к
ак биение сердца. Он готов был упасть на колени, воздеть руки к небу и закр
ичать: «Я голоден!» Ему захотелось стащить с себя все и нагишом кататься п
о снегу, пока сквозь поры его тела не проникнет внутрь что-нибудь питател
ьное. Ему хотелось схватить что-нибудь и так крепко сжать в руках, чтобы о
но превратилось в пищу. Но вскоре голод утих; ему стало легче, его сознание
отвернулось от отчаянной мольбы тела и занялось опасностью, грозившей с
о всех сторон. Он почувствовал что-то твердое в углу рта и потрогал пальце
м; это была замерзшая слюна.
Он прополз обратно в дверь и по шаткой деревянной лестнице спустился в к
оридор; он сошел на первый этаж и остановился у окна, через которое раньше
влез в дом. Нужно было найти пустую квартиру где-нибудь в жилом доме, где м
ожно было бы обогреться; он чувствовал, что, если скоро не обогреется, ему
придется просто лечь на землю и закрыть глаза. Тут у него явилась мысль; он
удивился, как она не пришла ему в голову раньше. Он зажег спичку и поднес е
е к газете; когда она вспыхнула, он подержал над огнем сначала одну руку, п
отом другую. Его кожа ощущала тепло как будто издалека. Когда огонь подоб
рался к самым его пальцам, он бросил газету на пол и затоптал ногами. По кр
айней мере теперь он почувствовал свои руки; по крайней мере ему стало бо
льно, и по этому он узнал, что это его руки.
Он вылез в окно, дошел до угла, повернул и смешался с толпой. Никто не замеч
ал его. Он шел и смотрел по сторонам, ища наклейку «Сдается внаем». Он прош
ел два квартала, но такой наклейки не встретил. Он знал, что в Черном поясе
квартиры пустуют редко; когда его мать хотела переменить квартиру, ей вс
егда приходилось очень долго искать. Он вспомнил, как один раз она застав
ила его целых два месяца блуждать по улицам в поисках подходящего жилья.
В бюро по найму квартир ему говорили, что жилья для негров не хватает, что
многие дома Черного пояса городские власти не разрешают заселять, так ка
к они слишком стары и жить в них опасно. И ему вспомнился еще один случай, к
огда их с полицией выселили из квартиры, а через два дня дом, из которого о
ни выехали, обрушился. А между тем он слыхал, будто за одни и те же квартиры
с негров брали вдвое дороже, чем с белых, хоть они и были гораздо беднее. Он
прошел еще пять кварталов, по наклейки «Сдается внаем» все не попадалось
. А, черт!
Неужели ему придется замерзнуть в поисках теплого угла? Как легко было б
ы найти то, что нужно, если бы он мог свободно перемещаться по всему городу
! Держат нас здесь в клетке, точно диких зверей, подумал он. Он знал, что негр
ы не смеют селиться за пределами Черного пояса, они должны жить по эту сто
рону «черты». Эта часть города отведена им, и ни один белый домовладелец н
е сдаст негру квартиру в другом районе.
Он сжал кулаки. Зачем бежать? Надо остановиться вот здесь, посреди тротуа
ра, и во весь голос прокричать обо всем этом. Это настолько несправедливо,
что, наверно, все негры в уличной толпе захотят как-нибудь изменить это; н
астолько несправедливо, что все белые будут останавливаться и слушать. Н
о он знал, что, если он это сделает, его попросту схватят и скажут, что он сум
асшедший. Он кружил по улицам, воспаленными глазами высматривал надежно
е убежище. На одном углу он остановился и увидел, как по снегу шмыгнула бол
ьшая черная крыса. Она проскочила мимо него и юркнула в дыру под крыльцом.
Он с жадностью посмотрел на эту круглую зияющую дыру, где крыса скрылась
от всех опасностей.
Он поравнялся с булочной и решил войти и купить хлеба на семь центов, кото
рые у него оставались. Но в булочной было пусто, и он побоялся, что белый хо
зяин узнает его. Лучше было потерпеть до какой-нибудь негритянской лавк
и, хотя он знал, что их не так много. Почти во всех лавках Черного пояса торг
уют евреи, итальянцы, греки. Только владельцы похоронных бюро Ц все негр
ы; белые гробовщики не хотят возиться с чернокожими покойниками. Он оста
новился у бакалейной лавки. Хлеб продавался здесь по пять центов буханка
, хотя за «чертой», там, где жили белые, он стоил четыре. Но сейчас меньше, че
м когда-нибудь, он мог переступить эту «черту». Он стоял перед витриной и
смотрел на публику в лавке. Войти? Надо войти. Он умрет с голоду. На каждом н
ашем вздохе они нас обсчитывают, подумал он. Горло нам перегрызть готовы.
Он толкнул дверь и подошел прямо к прилавку. От нагретого воздуха у него з
акружилась голова, он схватился за прилавок, чтоб не упасть. Глаза застла
л туман, ряды красных, синих, зеленых и желтых консервных банок плыли пере
д ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143