Она значительно усовершенствовала свой ум учением и не только перечитала все современные комедии, оперы, оратории, поэмы и романы, о которых умела высказать при случае критическое замечание, но прочла также с начала до конца «Историю Англии» Рапена, римскую историю Ичарда, множество французских «Memoires pour servir a l'Histoire» и вдобавок большую часть политических памфлетов и журналов, появившихся за последние двадцать лет. Из них она почерпнула обширные сведения по части политики и могла рассуждать очень основательно о положении дел в Европе. Кроме того, она была великолепно осведомлена в науке любви и лучше кого-либо знала, кто с кем состоит в каких отношениях, — знание, которое доставалось ей тем легче, что во время приобретения его она не отвлекалась собственными делами по этой части, — оттого ли, что не имела к ним расположения, или же оттого, что этого расположения у нее никто не добивался; последнее было вероятнее, ибо ее мужеподобная наружность и шесть футов роста в соединении с ее повадками и ученостью препятствовали, должно быть, мужчинам видеть в ней женщину, несмотря на юбки. Тем не менее, благодаря научному подходу к вещам, миссис Вестерн в совершенстве знала, хотя на опыте и не испробовала, все штучки, пускаемые в ход дамами, когда они желают поощрить поклонника или скрыть свое чувство, со всем арсеналом улыбок, глазок и тому подобным, который нынче в употреблении в высшем свете. Словом, ни один дамский прием по части притворства и жеманства не ускользнул от ее наблюдений, но о простых и безыскусственных движениях сердца честной натуры она знала мало, потому что таких вещей ей никогда не приходилось видеть.
Вооруженная этой удивительной осведомленностью, миссис Вестерн сделала, как ей казалось, важное открытие в душе Софьи. Первый намек подало ей поведение девушки на поле битвы; возникшие у нее тогда догадки были подтверждены кое-какими наблюдениями, произведенными в тот вечер и на другое утро. Однако она очень боялась совершить ошибку и потому целые две недели носила тайну в груди своей, выдавая ее только косвенными намеками: кривыми улыбками, подмигиванием, кивками и роняемыми время от времени загадочными словами, что сильно встревожило Софью, но не произвело ни малейшего впечатления на ее отца.
Но, проникшись наконец твердым убеждением в справедливости своих догадок, миссис Вестерн однажды утром воспользовалась случаем, когда осталась наедине с братом, и прервала насвистываемую им песенку следующими словами:
— Скажите, братец, вы не заметили в последнее время ничего особенного в моей племяннице?
— Нет, не заметил, — отвечал Вестерн. — А разве с ней что-нибудь неладно?
— Да, мне кажется, что неладно, — отвечала миссис Вестерн, — и очень даже неладно.
— Странно: она ни на что не жалуется, — воскликнул Вестерн, — и оспа у нее уже была!
— Братец, — возразила миссис Вестерн, — девушки подвержены и другим болезням, кроме оспы, подчас гораздо опаснейшим.
Эти слова привели сквайра в сильное беспокойство, он серьезно попросил сестру не томить его и сказать, уж не заболела ли Софья, прибавив, что он, как ей известно, любит дочь больше жизни и пошлет для нее на край света ва лучшим доктором.
— Полно, успокойтесь, — а отвечала сестра с улыбкой, — болезнь ее не такая страшная. Но, я думаю, братец, вы не сомневаетесь, что я знаю свет, так поверьте мне: или я ошибаюсь, как никогда в жизни, или моя племянница безнадежно влюблена.
— Что? Влюблена?! — с гневом воскликнул Вестерн. — Влюблена без моего ведома?! Да я лишу ее наследства, прогоню со двора нагишом, без гроша! Как?! За всю мою доброту и за всю мою любовь влюблена, не спросив моего позволения?!
— На деюсь, — возразила миссис Вестерн, — вы не прогоните дочери, которую любите больше жизни, не узнав раньше, на ком она остановила свой выбор. Предположим, он пал на того, кого вы и сами пожелали бы ей в женихи, — надеюсь, вы не станете тогда на нее сердиться?
— Понятно, нет, — вскричал Вестерн, — это другое дело! Если она выйдет замуж за человека, которого укажу ей я, так пусть себе любит, кого ей вздумается, мне до этого дела нет.
— Вот это разумно сказано, — отвечала сестра. — Но я думаю, что человек, на которого пал ее выбор, — тот самый, кого и вы для нее выбрали бы. Если это не так, то все мое знание света никуда не годится, а согласитесь, братец, что я все-таки его довольно знаю.
— Не буду спорить, сестрица, — сказал Вестерн, — вы знаете свет не хуже всякой другой: это по женской части. Не люблю я только, когда вы толкуете о политике; это наше дело, и юбкам нечего в такие дела соваться. Но кто же, однако, ее избранник?
— Так я вам и скажу! Нет, извольте догадаться сами. Такому великому политику, как вы, это нетрудно сделать. Ум, который проникает в кабинеты государей и открывает тайные пружины, приводящие в движение государственные колеса всех политических машин Европы, конечно легко разгадает, что творится в простом и неискушенном сердце девушки.
— Сестра, — нетерпеливо воскликнул сквайр, — я уже не раз просил вас оставить в разговоре со мной эту придворную тарабарщину! Говорю вам, что вашего жаргона я не понимаю, хоть и читаю журналы и «Лондонскую вечернюю почту». Случается, правда, что та или другая строчка поставит в тупик, потому что половина букв пропущена, а все же я прекрасно знаю, что это значит: знаю, что наши дела идут не так хорошо, кам следовало бы, и все из-ва взяток да подкупов.
— Ваше деревенское невежество внушает мне истинное сожаление, — сказала миссис Вестерн.
— Неужто? А мне так ваша столичная ученость внушает жалость. Чем угодно готов быть, только не придворным, не пресвитерианцем и но ганноверцем, как иные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163