И не хочешь ли ты подсунуть нам хромую?
— Я? — возмущенно поднял руки Буга. — Сними халат!
Анастасия, понимавшая татарский, рванулась, но ей вывернули руки, а старуха привычно сдернула с пленницы одежду, обнажив девичье тело.
— Смотрите! — кипятился Буга. — Какая высокая грудь, какая нежная кожа, белая, как молоко! Глаза словно море, ресницы похожи на стрелы камыша. Бедра зовут к неге любви…
— А ты, оказывается, поэт, — ехидно засмеялся седобородый Хассим. — Дивное красноречие! Пусть ее оденут, не то простудится и заболеет. Я и так вижу: хороший товар.
Улыбаясь, он достал из-за пояса шелковый мешочек и начал слегка подбрасывать его на ладони, звеня золотом. Казалось, глаза Буги стали совсем косые, он пытался смотреть сразу и на золото в руках бен-Нафи, и на лысого Кесе: кто из них даст больше за русскую? Нет слов, девка очень хороша, он с удовольствием оставил бы ее себе, но… вдруг мурза узнает об утаенной добыче? Донести теперь некому, завистник погиб при набеге на второй городок. Конечно, пришлось немного помочь ему отправиться в рай, зато на душе стало спокойнее и ни с кем не нужно делиться. Но мурза, мурза! Нет, продать, скорее продать русскую! Получить деньги и молчать, забыть обо всем.
— Много, слишком много, — ворчал Кесе. — Сбавь цену, и я возьму ее! — Сняв расшитую ярким зеленым шелком шапочку, он задумчиво почесал загорелую лысину и предложил: — Скинь четвертую часть. Больше тебе никто не даст.
— Ошибаешься, — вкрадчиво заметил Хассим. — Больше даст мудрый Сеид. Он тонкий ценитель северных женщин и торгует рабами по всему побережью.
— Но его здесь нет, — парировал Кесе-сермед. — А Буге нужны деньги, и у него ревнивые жены.
— Это мое дело, — насупился сотник.
— Конечно, конечно, — тут же подхватил бен-Нафи, продолжая звенеть золотом. — Ты невежлив, Кесе! Умные волосы покинули твою голову, оставив только кость, обтянутую кожей.
— Я ухожу, — обиженно заявил лысый и встал с ковра. — Незачем было звать меня, если сговорились за моей спиной. Торгуйтесь! Но смотрите, чтобы русская девка и вам не раскроила черепа топором.
Не прощаясь, он пересек двор и хлопнул калиткой. Проводив его взглядом, толстяк бросил на колени Буге мешочек с золотом:
— На, здесь цена девки!
Сотник быстро раскрыл мешочек и высыпал монеты на ладонь. Пересчитав их, он возмущенно воскликнул:
— Но тут столько, сколько предложил Кесе!
— А что ты хотел? — лукаво усмехнулся Хассим. — Кесе упрям и не вернется. Сеида нет. Остался только я. Зато золото у тебя в руках. Ведь мы оба понимаем, что это не твоя добыча.
— Я сам схватил ее за косу. — Буга бросил на работорговца быстрый взгляд, но тут же отвел глаза и буркнул: — Хорошо, забирай.
— Будь спокоен. — Толстяк пухлой рукой коснулся плеча сотника. — Она будет там, где ее никто не увидит.
Анастасию вывели за ворота и посадили в повозку торговца живым товаром. Хассим хлестнул лошадь и неожиданно спросил на русском языке:
— Сколько тебе лет? Как зовут?
Девушка молчала, глотая жгучие слезы обиды, стыда и унижения. Ее продали, как скот, и неизвестно, что ждет впереди.
— Сейчас мы поедем к хорошему человеку, — как ни в чем не бывало, спокойно продолжал толстяк. — Он носит на шлеме перья серого кречета. Ты знаешь, что это значит? Такие перья носят только потомки рода Чингиза! Иляс-мурза мудр и справедлив, у него русская жена, и тебе будет хорошо в его доме. — Обернувшись, он посмотрел на Анастасию грустными черными глазами и, не дождавшись ответа, сказал: — Жизнь сложная, долгая… У меня тоже есть дети, и они хотят есть. Мы будем ехать два дня. Постарайся не делать глупостей, здесь некуда бежать, а ваш Бог не прощает греха самоубийства…
* * *
Через три дня запыленная повозка бен-Нафи вкатилась в ворота большого дома, окруженного роскошным садом. Вдали на горизонте виднелись горы. С другой стороны поднимались к небу высокие тонкие минареты над куполами мечетей: дом-дворец стоял на окраине большого, шумного города. Утомленная дорогой Анастасия увидела длинное двухэтажное здание из камня с деревянными решетками на окнах и плоской крышей. Во двор высыпала пестро одетая челядь. Толстяку помогли слезть с повозки, а две старухи в темных одеяниях подхватили девушку под руки и потащили в пристройку — мрачное, низкое строение с узкими, забранными железными решетками, окошечками. Внутри царил полумрак, на каменном полу лежал слой соломы. У стены стояло несколько грубых скамеек.
Усадив на одну из них Анастасию, старухи встали по бокам, застыв в мрачном молчании. Привалившись спиной к стене, девушка прикрыла глаза и подумала, что сейчас, наверное, толстый и обманчиво ласковый работорговец продаст ее неизвестному мурзе Илясу. Кто этот мурза — любитель славянских женщин, ищущий сладких утех в объятиях северянок? Или он в свою очередь перепродаст ее еще кому-нибудь? Или подарит хану, чтобы добиться его благорасположения? Стар Иляс или молод, хорош собой или урод, захочет ее оставить в своем гареме или продать — не имеет значения. Больше Анастасия не намеревалась быть вещью или бессловесным скотом. Рожденная свободной, она хотела свободной умереть.
Неожиданно открылась дверь, по стенам метнулся отсвет пламени факелов, и в пристройку вошло несколько человек. Первым шел высокий жилистый татарин с надменным лицом цвета старой меди. Под низко надвинутой на лоб красной шапкой, опушённой мехом степной лисы, холодно поблескивали светло-карие глаза. Он остановился посередине комнаты, положил ладонь на рукоять заткнутого за пояс богато украшенного кинжала и начал разглядывать сидевшую на лавке девушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36