Джон помнил небольшой ручеек у своих ног, воду бежавшую через камыши, торчавшие в вязкой жиже. Течение безразличными движениями наклоняло тростинки – вверх-вниз, вверх-вниз… Это было похоже на шагающие ноги четырех путников, и в этом была свобода. Да, свобода: все их пожитки были за плечами. Странное чувство: Джон был свободным здесь, вместе с Херити, священником и мальчиком, чувствуя отвлеченность от всех явлений окружающего мира, присущую, пожалуй, только мигрирующим толпам кочевников – тем людям, что проводили все время на ногах или на лошадях. Только дом мог уменьшить такое ощущение свободы. Это была мысль, которую Джону очень хотелось обсудить с Гэнноном.
«Мы берем только то, что пригодилось бы в жизни кочевникам…»
Когда Джон стоял в темноте своей комнаты, глядя на лунное отражение в воде, ему почудилось внизу какое-то движение. Черная фигура вышла из тени с другой стороны бывшего крепостного вала. Джон узнал отца Майкла по походке – священник бесцельно бродил по краю мощеных плит, а потом перешел на лужайку выше озера. Его появление напомнило Джону о каре: надо помочь им найти лекарство. Он отвернулся от окна, включил свет в комнате и расстелил кровать. Помочь им найти лекарство… Да, ему придется сделать это.
Священник стоял лицом к зданию, когда свет в окне Джона опять зажегся. Ему был виден профиль Джона, смутные движения. Потом свет погас.
Исповедь Джона вызвала противоречивые чувства у отца Майкла: ужасную тяжесть на сердце и вместе с тем ощущение пустоты. Священник вдруг вспомнил о другом периоде своей жизни, – о тех годах, когда он занимал угловой дом в нижней части Дублина и служил духовным советником в католической школе. Этот дом отец Майкл снова увидел этим утром, из окошка бронированной машины, когда водитель объезжал город, в ряду строений, погруженных в печаль, не примечательных ничем, кроме сорняков и пустых окон. Церковная школа превратилась в гранитные руины, а ее внутреннее убранство было опустошено огнем.
Отец Майкл решил, что больше всего он скучает по тому моменту, когда мальчики и девочки толпой выбегают из школы. Они начинают шумную возню, радуясь краткому мигу свободы между школой и домом. Стоило священнику закрыть глаза и подумать об этом, как он вновь представлял себе их радостные крики, громкие возгласы насмешек и ребячьего хвастовства, множество лиц, обмен детскими планами и секретами, жалобы на придирки домашних.
Отец Майкл снова взглянул на темные окна комнаты Джона, вспоминая, какое странное влияние оказал молчаливый мальчик на это бедное создание там, наверху. Доэни придумал этот метод воздействия с изощренной злобой. Мальчик оказался правильным выбором. Он представлял собой квинтэссенцию того, что можно было увидеть лишь у некоторых, мельком встречающихся в этом ирландском мире. От прежней энергии почти ничего не осталось. Могут ли эти мальчишки вызывать такую же суматоху во дворе в отсутствие девочек? Был особенный вид счастья во всем этом шуме и беспорядке, которого лишен теперь мир, и отец Майкл опасался, что его больше не будет никогда. Это были не просто мальчики, погруженные во что-то, напоминавшее им те дома с каменными фасадами в долине, – каждый из них в конечном итоге прикрывает лишь пустоту, стараясь не выдавать даже намека на печали, спрятанные внутри.
«Исповедь Джона ничего не изменила, – подумал отец Майкл, – разве что привела человека к пониманию того, что сделанное им ужасное зло необходимо исправить. А что, если лекарства вообще нет?»
Отец Майкл почувствовал, что его собственные мысли выдают его. Это был беспринципный вопрос, недостойный священника. Бог не может этого допустить! Вот еще один пример того, что старые принципы ушли, стерлись, из-за действий одного человека. Недавно восстановленная вера отца Майкла вновь покачнулась.
«Принципы!»
Это было одно из тех слов, которые можно сравнить со словом «ответственность». Такие слова раскрывали внутренние человеческие страсти, но оставляли некий покров тайны, подобно торчащему из сложенной пачки товара уголку материи: он ничего не мог рассказать об остальных тканях. Эти слова были синонимами для очень разных вещей. Вера часто маскируется под словом «принцип».
ВЕРА!
Как это слово измельчало! Оно похоже на красно-белый плакат, купленный в дешевом магазине, с надписью: «По газонам не ходить». Или: «Границу не пересекать». Или: «Закрыто, вход только по пропускам».
Отец Майкл закрыл лицо руками.
«Боже, что мы наделали!»
«На все времена было разрушено понятие невинности», – подумал священник. Вот что они сотворили. Он внезапно понял, что это качество было присуще Джону Рою О'Нейлу, пока на него не обрушилась трагедия. Нельзя это назвать совершенной невинностью, потому что даже тогда О'Нейл играл с огнем. Этакий ученик чародея, пытающийся колдовать в отсутствие учителя. Разве Бог не приходил к нему тогда? Разве потеря невинности произошла по желанию Бога? От такой потери некуда скрыться, ее нельзя исправить. Это самая ужасная вещь из всех. Девственность и чистота ушли без возврата.
Отец Майкл упал на колени на влажную траву под окном Джона и начал молиться:
– Боже, возроди нас… Боже, возроди нас.
Пирд, возвращаясь после разговора с Доэни, услышал голос со стороны озера и задержался в тени зданий, заинтересованный склоненной фигурой. Лунный свет был настолько ярок, что он смог рассмотреть отца Майкла. Священник еще не знал о небольшом дельце с бракосочетанием, которое его ожидало. Пирд колебался: пойти и сразу обо всем ему рассказать или дать возможность закончить свои молитвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183