Джон смотрел на спины мальчика и священника, шагавших впереди в двадцати шагах. Они разошлись по сторонам дороги, священник шел слева, склонив голову и закинув рюкзак высоко на плечи. Мальчик иногда выскакивал на середину дороги, осматривался, время от времени наклонял голову набок и прислушивался. Звук их шагов на дорожном покрытии отдавался эхом между каменными оградами по сторонам дороги. Он начал внимательно присматриваться к пустой долине, через которую вилась серая лента дороги, иногда поднимающаяся на возвышения, иногда обходящая их стороной. В этой части долины ощущалось пронзительное одиночество, здесь это чувство ощущалось сильнее, чем даже в дикой местности. Он чувствовал, что это происходит от того, что здесь когда-то жили люди. Люди были, а теперь их нет. Это было такое вот одиночество.
– Что случилось с этой долиной? – спросил Джон.
– Кто знает? Деревню может опустошить простой слух. Может быть, здесь прошли беспорядки. Может быть, ее просто сожгли и ушли. Сейчас иногда рассказывают: в следующей долине есть лекарство и женщины. Может быть, люди пришли сюда и обнаружили, что слух ложный.
– Мы идем в Лабораторию самой короткой дорогой?
– Самой безопасной.
«Ага! – подумал Джон. – Самой безопасной! Значит, Херити разбирается в таких вещах. Где он этому научился?»
Дорога повернула вокруг следующего холма, и перед ними открылся вид на деревья, растущие по берегам реки примерно в полумиле впереди. Солнечный свет пробивался сквозь рваный облачный покров. Слева, весь в золотом сиянии, блестел луг. За ним, вдоль берега, высокой изгородью стояли старые вязы, питающиеся течением реки. Они качались на легком ветерке и манили к себе.
– В этой долине охотился Парнелл, – сказал Херити. – У него были английские манеры, это да. Его второе имя было Стюарт, с французским произношением. Чарлз Стюарт Парнелл… как и у Джима Данга. Джим Данг Стюарт!
Джон поразился тому, как сохранилась здесь история. Это был не просто широкий размах исторических событий и дат сражений, а интимные подробности. Парнелл охотился в этой долине! А когда Джеймс Стюарт покинул ирландцев перед лицом противника, ирландцы прозвали его «Джим Данг», Джим-навоз. Это произошло четыреста лет назад, но в голосе Херити до сих пор был яд, когда он произнес это имя. А что с Парнеллом, мечта которого о реформе была убита, когда англичане открыли, что любовница родила ему детей? О Парнелле теперь пренебрежительно говорят, как о ком-то с «английскими манерами»!
– О тех холмах впереди Джойс написал поэму, – сказал Херити.
Джон бросил на Херити хитрый взгляд.
– Он написал и о Парнелле.
– А, так ты любитель литературы! – вскрикнул Херити. – У тебя был дедушка, которому снились ирландские сны, если я не ошибаюсь.
Джон почувствовал пустоту в груди. Он услышал голос Мэри, произносящий: «Я все так же скучаю по дедушке Джеку». Мысли его смешались. «Что бы я ни сказал, Херити все слышит и истолковывает по-своему».
– Куда бы не уехал ирландец, он берет Ирландию с собой, – сказал Херити.
Некоторое время они шли молча. Реку теперь стало слышно, и через просвет в вязах они заметили каменный мост. Далеко впереди, на склоне, была видна крыша мансарды и пятна каменных стен.
Херити, заметив окруженный зеленью особняк, думал: «А вот и голубятня Бранна Маккрея! Скоро мы увидим, из чего сделан этот Джон О'Доннел!»
Священник с мальчиком остановились перед входом на мост и обернулись, наблюдая за приближением спутников.
Джон вышел на мост и поглядел вниз, на течение, где вода перекатывалась через зеленые камни. Луг, который было видно сквозь деревья, спускался к узкой полоске болотистой почвы у реки. Среди болота там и здесь виднелись цветы валерианы и желтых ирисов. Над лугом деловито сновали пчелы, однако из-за шума реки их жужжания не было слышно. Солнце, тепло, река – Джона охватило чувство расслабленности. Он принял от мальчика кусок содового хлеба, на котором лежал тонкий ломтик белого сыра. Мальчик положил локти на каменные перила моста и ел, глядя на воду. Джон почувствовал сладковатый запах его пота. Юные щеки равномерно двигались, пережевывая хлеб с сыром.
«Что за странный ребенок», – думал Джон. Личность, пытающаяся быть прозрачной. Именно здесь! Тем не менее, он здесь. Он ест пищу, которую ему дает отец Майкл. Он привлекает внимание к вещам, пристально глядя на них. Иногда он льнет к священнику, как обиженный зверек, который ищет утешение, как может. А какое внимание он привлекал к себе своим молчанием – просто невообразимо! Протест громче, чем любой крик.
«Я не разговариваю!»
Эти слова повторялись каждый раз, когда Джон смотрел на него. Как протест, это заметно раздражало – особенно Херити.
Джон взглянул на Херити и отца Майкла, стоящих здесь же, рядом со своими рюкзаками, у начала моста, молча поедая пищу и не глядя друг на друга. Херити время от времени поглядывал на Джона и на мальчика. Он медленно ел свой хлеб с сыром, наблюдал за дорогой, которую они прошли, изучая территорию вокруг и высматривая все, что двигалось, что могло бы нести опасность. Осторожный, это слово как раз подходило к Херити. Он так же замкнут, как и молчащий мальчик, но осторожность его была другой. Вот сейчас! Он снова достал свой складной нож! Он всегда чистит себе ногти этим ножом – тщательно и целеустремленно, действуя как заведенный. Прямо врожденная чистоплотность. При этом у него красивые пальцы, длинные и худые, но полные силы. Джон видел, как они сгибаются подобно когтям, и на костяшках выступают сухожилия.
Священник рядом с ним: высокий и худощавый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183