«Если, конечно, не добьют в больнице», – почему-то подумала я, но вслух ничего говорить не стала. Неизвестно, как бы свекровь отреагировала на подобное заявление, а мне ругаться с ней не хотелось. Да и жалела я ее: Лешка – ее свет в окне.
Но Надежда Георгиевна даже без вопроса с моей стороны объявила, что в больнице рядом с палатой реанимации службой безопасности «Алойла» установлено круглосуточное дежурство. Завтра Лешку из реанимации должны перевести в обычную палату (вернее, не совсем, а класса «люкс»), там дежурить будет гораздо проще и удобнее. Надежда Георгиевна уже со всеми в больнице, милиции, прокуратуре и везде, где еще требовалось, договорилась, а службе безопасности дала соответствующие указания.
Затем теперь уже она в подробностях расспросила меня о случившемся. Пока слушала, дымила папиросами без фильтра. Меня всегда поражала эта ее привычка. Ну ладно бы, если бы Надежда Георгиевна была какой-нибудь диссиденткой, в советские времена работала не на родную партию, а на радио «Свобода» и закалялась в борьбе с агентами КГБ, продавая секреты агентам ЦРУ. Так нет же! Почему-то в моем сознании создаваемый Надеждой Георгиевной образ больше соответствовал врагу пролетариата, ругавшему на кухне существующий строй (в советские времена), а затем вставшему на путь демократии и активно ее защищавшему.
В новые времена Надежда Георгиевна не примкнула к демократам, порвала с коммунистами, в политической жизни города и страны не участвовала, а только активно занималась бизнесом. И любимым сыном, конечно.
– Ему кто-то угрожал? – робко спросила я у свекрови, когда закончила свой рассказ.
– Олечка, детка, ну неужели ты не знаешь, что такое современный бизнес, в особенности нефтяной? Хотя бы догадываться-то должна, что по лезвию бритвы ходим.
– Я была уверена, что у вас со всеми все улажено.
– Улажено-то улажено… Да не всегда возможно обойти все острые углы.
Надежда Георгиевна тяжко вздохнула и спросила, есть ли у меня водка. Шарахнула полстакана, как воду. Закусила кусочком булки. От прочей еды отказалась.
Я ожидала продолжения.
Наконец Надежда Георгиевна, не вдаваясь в детали, заявила, что в настоящий момент в городе действуют две крупные нефтяные корпорации, есть еще всякая мелочь, но, по большому счету, другие роли не играют. Кого-то пустили в область, и они сейчас там ставят бензоколонки, но Питер поделен, можно сказать, на две равные части. И Надежде Георгиевне с Лешей, и другой семейке, контролирующей вторую корпорацию, это не нравится (конечно, и те, и другие жаждут сами управлять всеми нефтяными потоками). Но две семьи долго сохраняли нейтралитет.
Сегодня ситуация изменилась.
– Вы уверены, что это вторая семья наняла киллера? – спросила я.
– Конечно. – Свекровь посмотрела на меня, как на полную идиотку. – И не только я, а даже все менты, не говоря уже о сотрудниках нашей компании. Началась война.
Надежда Георгиевна тяжко вздохнула.
– И что вы собираетесь делать дальше? – опять робко спросила я.
Свекровь посмотрела на меня внимательно, выпуская изо рта сизый дым, а потом заявила безапелляционным тоном, что намерена вводить меня в руководство «Алойла».
– Нет! – непроизвольно вскрикнула я так, что из комнаты тут же прибежала Катька.
– Мамочка, что случилось? – Катька посмотрела обеспокоенными глазами вначале на меня, потом на бабушку.
– Все в порядке, зайчик. – Надежда Георгиевна изобразила улыбку, которой улыбалась только внукам. – Иди к дяде Коле. Нам с мамой надо поговорить.
Но Катька не собиралась уходить, вместо этого устроилась на табуретке. Надежда Георгиевна крикнула Николая, которому все-таки минут через десять удалось уломать Катьку пойти досмотреть мультфильм. Я во время этого процесса обдумывала последние слова Надежды Георгиевны.
– А почему бы и нет? – невозмутимо сказала свекровь, когда Катька с Николаем нас наконец покинули. – Захочешь – научишься. Ты же не дура. Я помогу, пока жива. И ведь Лешку надо на кого-то оставлять, когда помру. Более надежных рук, чем твои, я не знаю. А там и детки подрастут. Отправим их учиться в Англию, ну или еще куда-нибудь. Потом тоже введем в руководство компании. А за ними опять же глаз да глаз нужен. Кто, кроме тебя, сможет им посоветовать, что делать? Кто примет их интересы близко к сердцу? Как свои собственные?
– А если Алексей женится еще раз? – спросила я.
– Не женится, – твердо сказала Надежда Георгиевна. – Я не позволю. Да и сам он прекрасно понимает, что жениться ни к чему. Ну если только снова на тебе. Я ему об этом, кстати, уже больше года твержу.
– О чем? – почти шепотом произнесла я, не веря в услышанное.
– О том, чтобы снова с тобой расписался, – невозмутимо повторила Надежда Георгиевна. – Лучшей жены он все равно не найдет. Тем более ты – мать его детей.
– Но ведь другая женщина тоже сможет родить ему детей, – заметила я, откровенно признаться, так пока и не разобравшись в Надеждиных целях.
Моя свекровь никогда ничего не делала просто так. Если она решила снова поженить своего сына и меня – значит, это для чего-нибудь нужно. Да, в последние годы у нас с ней установились ровные отношения. Не было ни любви, ни ненависти. Мы принимали друг друга такими, как есть, она многое сделала для меня в жизни, а я никогда не ограничивала ее в общении с внуками, которые были ее второй и третьей любовью после единственного сына. Я никогда не делала ей гадостей, не настраивала ее сына против нее, ничего не требовала ни для себя, ни для детей, с благодарностью принимая то, что она давала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16