Он побежал к тому месту, где затрещали как ему почудилось - доски. Но все шумы вокруг тонули в шуме дождя, в его ровном неумолчном дроботе.
Когда он вошел в хату, Панфилов стягивал Верке руку каким-то платком. Нюрка сидела в углу, не глядя ни на кого. В кухне стонал раненый Гвоздь, а посреди горницы стоял мальчик во взрослом пиджаке, свисавшем с плеч, и картузе, насаженном до переносья. Он стоял, смотрел на разор в хате, на людей, бродящих по их дому, и бормотал:
- Мамк, чего это? А? Чего это, мамк?
Наступили сухие погожие дни, опять весело и не по-осеннему смотрело с неба солнце. Однако на улицах было пусто. Люди возились на огородах, толпами уходили в лес по орехи, и никакие посты и проверки документов не могли их остановить.
Утром Иншаков вызвал к себе Гуляева. В кабинете у него сидел Бубнич. Оба за последнее время осунулись, щеки Иншакова рыжели двухдневной щетиной. Сквозь открытые окна доходил в кабинет запах палой листвы и свежего навоза.
- Допросил Гвоздя? - спросил Бубнич, поворачиваясь от окна навстречу Гуляеву.
- Допросил. Это они втроем ограбили склад кооперации. Сторож знал Веньку - того, кого застрелили в перестрелке в доме у Власенко. Это и помогло. Сторож приторговывал зажигалками. На этом его и купили, хотя по ночам он был осторожен. Поддался на знакомое лицо. Фитиль ударил его по голове ломиком, они быстро очистили склад и вынесли вещи... Но дальше неясно. Я спрашиваю: вещи сразу перенесли к Власенко? Отмалчивается. Я спрашиваю: был еще кто с ними? Говорит: никого не было, но говорит неуверенно. Думаю, дня через два расколется. Он в холодной сидит. Там ему не нравится.
- Расколоть-то надо, понимаешь, какое дело, сегодня, - сказал Иншаков. Он сидел в своем кресле. Под светлыми ресницами изредка проблескивали линялые голубые глаза. - Дела такие, что сейчас от этой нити черт его знает что зависит...
Он повернулся к Бубничу:
- Военком звонил. Грибники и орешники идут валом. Чуть не до драки с караульными. Мы с этим, понимаешь, какое дело, подсобным промыслом можем в город всю банду пропустить.
Бубнич долго молчал. Потом сказал:
- Озлоблять людей нельзя. И без того положение трудное. Губерния просит продержаться две недели, раньше помощи прислать не может. О Клеще сведений фактически нет. Но, судя по всему, о нас он знает многое. Установлено, что в городе действует контрреволюционное подполье. Белые они, эсеры или анархисты - это еще только предстоит выяснить. Выход один действовать. А как - это надо обдумать. Вот, товарищ Гуляев, какое положение. Так что ваш Гвоздь должен заговорить. А как Власенко?
- Пока в истерике. Допрашивать нет смысла.
- Сегодня же допросить и выяснить все, что она знает.
- Есть!
Вернувшись в свой кабинет, Гуляев сразу же попросил привести Гвоздя. В комнате дымно бродило солнце, вились тучи пылинок.
Ввели арестованного. Гуляев махнул охране, чтоб ушли, приказал заключенному сесть. Гвоздь должен был заговорить, и, должно быть, он увидел решимость в гуляевских глазах, потому что сразу занервничал.
- Твое настоящее имя? - Гуляев смотрел на него с ненавистью, которую не желал скрывать.
- Семен, - сказал Гвоздь, отводя глаза. Русые волосы его взлохматились и потемнели за время пребывания в холодной.
- Фамилия?
- Да кликай Гвоздь. Мене все так кличут.
- Мне плевать, как тебя кличут. Я спрашиваю фамилию.
Гвоздь передернул плечами, словно ему было холодно:
- Воронов, я и забыл, когда меня так звали.
- Говорить будешь?
- А чего говорить? - тянул время Гвоздь.
- Последний раз спрашиваю: будешь говорить?
- А то - что?
- Охрана! - крикнул Гуляев.
Вошел молодой милиционер.
- Товарищ боец! - сказал он строго.
- Слушаю, товарищ следователь!
- Взять арестованного и сдать в трибунал.
- Есть, - конвоир выставил перед собой штык, шагнул вперед.
Гвоздь вскочил.
- Ладно, - сказал он, поворачиваясь к Гуляеву, - все расскажу... Только выгони этого...
- Товарищ боец, благодарю за службу, - сказал Гуляев. - Покиньте на время это помещение.
Конвоир четко откозырял и вышел.
- Где припрятали товар? - спросил Гуляев.
- Да мы, почитай, его и не вывозили, - сказал Гвоздь, - мы его только что перенесли - и всего делов.
- Куда перенесли?
- А через улицу. Там напротив лавка была при старом режиме. Она теперича закрытая. У Фитиля... - Гвоздь замолк и снова передернул лопатками, - у его ключ был, мы за полчаса весь товар и перенесли. Все там и оставили. А на другой день добыли тачки...
- У кого?
- Фитиль все... Ни я, ни Венька - мы не касались. Привез три тачки. Мы и перевезли все к Нюрке... Народ-то этими тачками завсегда пользуется.
- Хлебные склады вы подожгли?
- А на кой нам надо было их жечь? Тот склад кооператорский мы ведь почему взяли? Там всё вещички были, которые сбыть легко. Мануфактура, сахар. А хлеб продавать - враз заметут и к стенке! Какая ж нам выгода поджигать?
- Где сейчас Фитиль?
- Того не знаю, - Гвоздь отвел глаза. - Он мне не докладывался.
- Где вы чаще всего прятали награбленное?
- У Гонтаря в саду. Там у его шалаш, так мы там...
- С кем был связан Фитиль, кто к нему приходил?
- Не знаю. К нам никто не ходил. Он сам куда-то исчезал, чуть не раза три на дню. У нас никого не бывало.
- Проверим, - сказал Гуляев. - Если соврал - не помилуем.
- Чего пугаешь? - обозлился Гвоздь. - Мне, как ни верти, конец. Либо вы шлепнете, либо - Фитиль найдет, скажет: скурвился - подыхай.
- Фитилю до тебя не добраться. Руки у него коротки, - сказал Гуляев.
- Не-ет, у Фитиля руки длинные, - пробормотал Гвоздь.
Едва его увели, Гуляев кинулся к Бубничу.
- Товарищ уполномоченный, - с места в карьер начал Гуляев, - может, вы дадите кого-нибудь в помощь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27