- махнул рукой Сякин, поворачиваясь к выходу. - Банду резать это и есть моя революционная дисциплина. Все!
Четко прозвенев шпорами, он вышел и грохнул дверью.
Гуляев спустился вниз.
- Вот какова обстановка, - сказал, поигрывая желваками, Бубнич, - вот наша опора. Эскадрон - единственная реальная военная сила в уезде, а Сякин - сам видишь!
- Его надо арестовать, а то он бузу разведет.
- Это для дураков, - ответил Бубнич. - С ним надо ладить. Этот оренбургский казачок, кстати, на фронте был что надо. Обратил внимание на его оружие? Почетное. Рубака классный. Нет, к Сякину нужен подход. И если мы найдем этот подход, из него можно воспитать хорошего командира.
Гуляев вышел. День хмуро занавешивался тучами. У магазина потребкооперации в каменной решимости стояла очередь. Из двери трижды высовывался человек:
- Граждане, на сегодня выдачи не будет! Слышали ж, граждане! Бандюки склады пожгли.
Очередь стояла угрюмо и бесповоротно. И только на вторичный его выкрик раздался дикий, озлобленный вопль:
- Пайка не будет - мы твой магазин разнесем, сука!
Настроение в городке было сумрачное. Гуляев прибавил шагу. На таком настроении легко играть батьке Клещу. Где-то рядом работают враги, упорные и умные. Все их действия имеют общую цель. Эх, будь рядом Санька, они бы вместе что-нибудь придумали. Бубнич отказался простить Саньку, но все-таки в том, как он ответил на просьбу Гуляева, было что-то успокоительное. Конечно, трибунал разберется.
Он постарался отвлечься.
Прежде всего надо переодеться. Его узкое серое пальто, краги - хотя и вытертые до рыжинки - все же сильно примелькались в городке. Он почти бегом пустился к Полуэктовым. Открыл своим ключом дверь веранды, одним махом взлетел по лестнице и остановился: дверь его комнаты была открыта. Он неслышно ступил туда, и легкая тень метнулась к окну. Он безотчетно выхватил из кармана наган, шепнул:
- Стой!
Тень остановилась. Теперь в проеме окна вырисовывался женский силуэт. Он сунул револьвер в карман, хотел было спросить, что она здесь делала, но вспомнил, что сам приглашал ее как-то заходить. Она стояла замерев, с поднятыми к груди руками, и он, насторожась, обшарил глазами комнату. Все было на месте, картина незыблемо возвышалась над сундуком. А вот крышка сундука была закрыта неплотно.
Он помедлил, потом взглянул на девушку.
- Садитесь, пожалуйста, - он кивнул ей на единственный стул у окна. Почему вы так легко одеты?
Она с трудом выдохнула воздух, опустила руки, прошла и села.
- Испугалась, - сказала она улыбаясь, - думала, кто-то чужой.
Теперь свет падал на нее сбоку и очень облагораживал слегка курносое бледное лицо с тяжелой косой пшеничного цвета.
- Мы с вами не знакомы по-настоящему, - сказал Гуляев, пристально оглядывая ее, - меня зовут Владимир Дмитриевич, если хотите - просто Володя. А вас?
- Нина Александровна.
"Что она здесь делала?" - подумал он и спросил:
- Скажите, чья это картина?
- Кто художник? - она повернулась на стуле и посмотрела на картину. Не знаю. Какой-то сибиряк...
- А кто владелец? - спросил Гуляев, продолжая наблюдать за ней. Она только делала вид, что спокойна, а сама очень волновалась. Грудь ходила ходуном под черным платьем.
- Владелец? - она усмехнулась. - Я. Я купила ее, еще когда училась в Москве на курсах.
Он чувствовал ее напряжение и не забывал о том, что в комнате его несколько минут назад произошло нечто таинственное. Обдумывая ситуацию, он сделал вид, что рассматривает картину. И юное лицо женщины, порвавшей с чем-то в своем прошлом и несущейся с каким-то восторгом отчаяния в неизвестное, показалось ему прекрасным.
- Вам так нравится эта вещица? - произнесла она глубоким ненатуральным голосом.
- Что вы спросили? - он прошелся по комнате. "Как ее удалить отсюда и посмотреть, что она тут делала?"
- Я спросила: вам очень нравится эта вещица? - голос ее набирал силу, она постепенно приходила в себя.
- Очень. Я неплохо знаю школы живописи. Но это что-то совсем свежее, совсем особое, свое.
- Я не ждала, что красный Пинкертон может оказаться столь образованным человеком.
"Знают место работы и должность", - машинально отметил он и сказал насмешливо:
- Вы еще многого не знаете.
"Как ее выгнать отсюда хоть на минуту?" - думал он.
- Простите, что я так вольничаю, но не выпить ли нам по случаю внезапного знакомства чаю?
Прекрасно. Он обрадованно кивнул.
- Вот, - он подошел к подоконнику, где стояли в большой коробке его нехитрые запасы, - это кирпичный чай. Вполне удобоваримый.
- Неужели в наше время отвыкли угощать дам? - спросила она не двигаясь. - Ведь я у вас в гостях.
- Простите, - ответил он сухо, - я ведь по делам, должен переодеться и кое-что сделать. Коли вы подождете минут десять, я сам согрею чай.
Секунду она сидела молча, потом решительно встала:
- Нет, я согрею чай сама. И не кирпичный, - она отвела его руку с чаем, - а китайский. У буржуев он еще есть, - слабо усмехнулась она, - мы будем пить, вы не передумали?
Он послушал, как топочут по расхлябанному дереву леетницы ее каблуки, потом, стянув сапоги, на цыпочках прошел к сундуку. Крышка открылась без труда. Он заглянул внутрь: весь сундук был завален сахарными головками, какими-то банками, пачками развесного чая, под этим видны были длинные коробки. Он хотел было раскрыть их, но женский голос сзади строго произнес:
- Я принесла вам чай.
- Ставьте на подоконник.
Она поставила на подоконник поднос и сказала, точно отвечая на его вопрос:
- Мы сохранили кое-какой запас продуктов. Мы вынуждены прятать то, что у нас есть. У вас, к несчастью, не спросили... Поверьте, это все, что у нас есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27