На всякий случай я зашел в свою комнату в надежде застать Дэрти. Напрасно. Администратор сообщил, что он не появлялся и не звонил по телефону.
В автомобиле Грегор Абуш прежде всего пояснил, что мы едем, чтобы встретиться с неким Непомуком Берлундом.
– В Новом Виндзоре я собрал кое-какие сведения, – рассказывал он. – Только что возвратился. Дежурный в полиции сказал, что мне несколько раз звонил Берлунд. Ему во что бы то ни стало нужно со мной поговорить. Просил приехать к нему, как только вернусь.
– Нетрудно заметить, что местной полиции нечего делать, раз вы можете позволить себе сломя голову мчаться к каждому, кто только хочет вас увидеть.
– Не совсем так. Берлунд какое-то время служил у меня. Он бы не стал меня затруднять, если бы речь не шла о чем-то серьезном.
Я беспокойно вертелся на сиденьи. Ремень безопасности до боли врезался в грудь. И так же болезненно кольнула мысль, что я оказался последним болваном, спутавшись с Дэрти.
Не было никакого основания связывать звонок совершенно неизвестного мне Берлунда с делами Дэрти в Александрии, но так уж случается, что какое-то, казалось бы, нейтральное слово вызывает цепную реакцию. Совершенно против собственной воли в моей памяти выстраивались в ряд отдельные, не совсем понятные фразы, которые довелось услышать во время разговора Дэрти с Альбертом.
Улица была вся залита водой, струи грязи то и дело ударялись в ветровое стекло, заставляя меня вздрагивать. Я никак не мог отделаться от чувства, что меня втянули в какую-то нечистую игру, для которой нельзя вообразить более подходящего фона, чем Александрия в дни большого потопа.
7
Когда мы въехали в квартал, который в соответствии с терминологией александрийцев назывался Набережной Понта, жгуты дождя, словно свитые из дюжин обычных струек, уже во всю силу стегали по невзрачным домишкам, мимо которых проезжала наша машина. Видневшиеся вдали корпуса фабрики «Посейдон» еле угадывались за темной завесой ливня. Озеро, которое за городом простиралось насколько глаз достанет, здесь суживалось.
Наш автомобиль остановился рядом с грузовиком, набитым каким-то скарбом. Он стоял у маленького дома, порог которого уже омывала вода. В дверях с рюкзаком за спиной и телевизором в руках показался хозяин дома.
– Где живет Берлунд? – спросил начальник полиции.
Освободившись от ноши, хозяин указал нам на один из соседних домов – лачугу у бухты, уже наполовину скрытую под водой.
На волне, которая то и дело заливала окна, качалось что-то белое. Это вместе с мыльной пеной и плававшим в ней мусором к окну подплыла большая рыба, подставив струям дождя белый вздутый живот.
– Дохлая, – коротко констатировал я.
Начальник полиции пожал плечами:
– Что тут поделать? Запрещения, инструкции – все это коту под хвост. Промышленники все равно спускают химикалии в озеро. Да и домохозяйки отнюдь не ангелы…
– А как с канализацией, начальник? – вмешался владелец затапливаемого домика. – В центре она, само собой разумеется, в порядке, как и все остальное. Как-то я со скуки насчитал в одном только центральном сквере три десятка урн для мусора. До Набережной Понта прогресс так и не добрался… А что добралось?
– Грязная вода? – криво усмехнулся начальник полиции.
Заметив, что вода, преодолев порог, стала заливать дом, наш собеседник бросился внутрь. Спустя минуту он вернулся со сжавшимся в комочек мяукающим котенком.
– На шкаф залез, еле достал, – пояснил он, гладя котенка, и зло добавил: – Хотите знать, где сейчас находится Берлунд? Ищите на заводе. Крюдешанк милосердно позволил всем, кого милостивый боже наказал за грехи пока лишь этим малым потопом, перебраться в консервный цех.
Из кабины он выразительным жестом указал на жилище Берлунда. Быстро поднимавшаяся вода залила его уже вконец, забросив гребнем волны дохлую рыбу на низкую крышу. Зацепившись за телевизионную антенну, она лежала на спине. Стеклянные, выпученные как будто от негодования глаза взирали на пустые бутылки и ржавые консервные банки, качавшиеся в грязной пене.
В консервном цехе Берлунда мы так и не обнаружили, зато лицезрели необычную картину.
Среди стерильно белых гигантских котлов в паутине автоматических линий стояли раскладушки, а рядом с ними – чемоданы, узлы, посуда. Кое-где светились экраны цветных телевизоров.
Жертвы наводнения смотрели соревнования по баскетболу. Какой контраст между этими бездомными людьми, которые казались такими маленькими и ничтожными на фоне гигантских автоклавов, и радостно взволнованной толпой на экране!
Старичок с морщинистым лицом, подогревавший на электроплитке какое-то коричневатое варево, посоветовал поискать Берлунда в упаковочном цехе, который Ричард Бейдеван использовал в качестве съемочного павильона.
– Все киноактеры там собрались, – на минутку отвернувшись от экрана телевизора, улыбнулся нам его сосед.
Мы шагали по двору, где все свидетельствовало о недавней напряженной работе. Под навесом невольно бросались в глаза яркие наклейки консервов, сложенных в проволочные ящики.
– Это изобретение отца Ионатана, – пояснил начальник полиции, подбросив в руке коробку консервов. – У каждой породы рыбы – этикетка своего цвета. Здесь вот та самая, что вы видели сейчас мертвой. У нас ее называют озерным тайменем. Своего рода последний из могикан. Остальные редкие породы вымерли. В том числе и золотой озерный таймень. Он был таким вкусным, что Иеремия Александер в одной из проповедей назвал этот вид тайменя самым ярким подтверждением чудес господних.
Мы свернули налево и вскоре попали в узкий проход между складами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95