Но что бы она ни делала, с ней всегда была ее музыка. Иногда она на ходу гуде
ла себе под нос, иногда молча прислушивалась к тому, что звучало внутри. А
в голове у нее звучала самая разная музыка. И та, что она слышала по радио, и
никогда еще не слышанная, та, что возникала сама по себе.
По вечерам, когда малышей укладывали спать, она могла делать все, что ей вз
думается. Тут начиналось самое лучшее время. Столько всего случалось, ко
гда она оставалась одна и кругом было темно. Сразу же после ужина она опят
ь убегала из дому. Мик никому не могла рассказать, чем она занимается по ве
черам, и, когда мама ее спрашивала, она рассказывала все, что ей приходило
в голову, лишь бы это звучало правдоподобно. Но чаще всего, если ее окликал
и, она делала вид, будто не слышит, и убегала. Это удавалось со всеми, кроме п
апы. В голосе папы было что-то такое, от чего нельзя убежать. Он был одним из
самых приметных, самых высоких людей в городе. Но голос у него был такой т
ихий и добрый, что люди удивлялись, когда он заговаривал. И как бы ни спеши
ла Мик, она всегда останавливалась, когда ее звал папа.
Этим Летом она вдруг открыла в своем папе то, о чем раньше и не подозревала
. До сих пор она никогда не воспринимала его самого по себе, отдельно от вс
ех. Сколько раз он зазывал ее к себе. Она входила в комнату, где он работал, и
простаивала возле него несколько минут, но, слушая его, думала всегда о св
оем. И вдруг как-то вечером до нее дошло, что за человек ее папа. Ничего особ
енного в тот вечер не произошло, и она сама не знала, почему это поняла. Но в
друг она почувствовала, что стала старше и знает его так близко, как вообщ
е можно знать другого человека.
Случилось это вечером в конце августа. Мик очень торопилась. Ей во что бы т
о ни стало надо было попасть в тот дом к девяти часам. А папа позвал ее, и она
пошла к нему в комнату. Он сидел, ссутулившись над верстаком. Ей почему-то
всегда было странно его там видеть. До несчастного случая в прошлом году
он был маляром и плотником. Каждое утро, еще до зари, он уходил из дома в ком
бинезоне и не возвращался весь день. Он не раз пытался поступить на работ
у к ювелиру, где можно весь день сидеть за столом в чистой белой рубашке с
галстуком. Теперь, когда он больше не мог плотничать, он повесил на фасаде
объявление: «Дешевая починка стенных и карманных часов». Но он не был пох
ож на обычного часовщика; городские часовщики были, как правило, юркими, н
изенькими и темноволосыми евреями. А папа был слишком высок для верстака
, и его крупные, костлявые руки и ноги, казалось, были кое-как привинчены к т
уловищу.
Отец молча смотрел на нее. Мик понимала, что он позвал ее без особой надобн
ости. Просто ему до смерти хотелось с ней поговорить. Он не знал, как подст
упиться к разговору. Карие глаза выглядели слишком большими на его длинн
ом, худом лице, а с тех пор, как он совсем облысел, гладкая бледная макушка п
ридавала ему какой-то голый вид. Он все молчал, а ей было некогда. Попасть в
тот дом надо было точно к девяти часам, и времени оставалось в обрез. Отец
догадался, что она торопится, и откашлялся.
Ц Я тут для тебя малость деньжонок припас, Ц сказал он. Ц Не бог весть с
колько, но сможешь себя побаловать.
Ему вовсе не обязательно было давать ей пять или десять центов только по
тому, что он скучал и ему хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Из своего
заработка он оставлял себе гроши Ц чтобы раза два в неделю выпить пива. В
от и сейчас возле его стула стояли две бутылки Ц одна пустая, а другая тол
ько что откупоренная. А когда он пил пиво, он любил с кем-нибудь поговорит
ь. Отцу было неловко расстегивать при ней пояс, и Мик отвернулась. Этим лет
ом он стал прятать монетки, припасенные на пиво, совсем как ребенок. То зас
унет их в башмаки, то в прорезь на поясе. Ей не очень-то хотелось брать у нег
о десять центов, но, когда он их протянул, рука ее сама собой раскрылась на
встречу.
Ц У меня столько работы, прямо не знаю, за что взяться, Ц сказал он.
Это было чистейшей неправдой, и она это знала не хуже его. Часов для починк
и ему носили мало, и, покончив с ними, он бродил по дому в поисках какого-ниб
удь дела. А по вечерам сидел у верстака и чистил старые пружины и колесики
, чтобы скоротать время до сна. С тех пор как он сломал бедро и больше не мог
каждый день ходить на работу, ему невмоготу было сидеть хоть минуту без д
ела.
Ц Я вот сегодня все думаю… Ц заговорил отец. Он налил себе пива и высыпа
л несколько крупиц соли на тыльную сторону руки. Слизнув соль, он сделал г
лоток из стакана.
Она так торопилась, что не могла устоять на месте. Отец это заметил. Он пыт
ался что-то сказать Ц но ведь у него не было к ней никакого дела. Ему прост
о хотелось с ней немножко поговорить. Он открыл рот и тут же словно прогло
тил язык. Они глядели друг на друга. Молчание тянулось, и оба не могли прои
знести ни слова.
Вот тогда-то она и поняла кое-что про своего папу. И не то чтобы она узнала
о нем что-нибудь новое, все это она понимала и раньше, но только умом. А сейч
ас до нее вдруг дошло по-настоящему, что она его знает . Ему очен
ь одиноко, и он уже старик, а потому, что дети ни за чем к нему не обращаются
и он мало зарабатывает, ему кажется, что он отгорожен от семьи. И в этом оди
ночестве ему хочется быть поближе к кому-нибудь из своих детей, а они заня
ты своими делами и не понимают этого. У него же такое чувство, что он, в сущн
ости, никому не нужен.
Это она и поняла, когда они друг на друга смотрели. И внутри у нее что-то сжа
лось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113