Может быть, лает не Кристиан, а Леонар. Может быть, Иветт не везет меня в помещение, обещая мне чашечку восстанавливающего настоя, может быть, на самом деле Тентен не вмешался, я умерла, а в моем мозгу, сохранившем свои функции на несколько секунд, еще продолжают формироваться знакомые изображения?
Нет. Тошнотворный запах настоя может существовать только в реальном мире.
Тентен вернулся. Он повсюду ходит за мной. Его присутствие ободряет, мне нравится, что, протянув руку, я могу погладить его жесткую шерсть. Его балуют все, от кухарки до пансионеров, закармливающих его домашними пирогами. Милая Франсина частенько хлопает своими белыми ручками, чтобы призвать постояльцев к порядку. А этот звук возбуждает собаку. Во всем этом гвалте я снова и снова пытаюсь найти путь к разгадке, а вслепую это не так-то легко. Грустная игра слов, Элиз.
Шнабель подтвердил своей подружке Иветт, что в то время, когда меня пытались разобрать на кусочки, Ян действительно гулял с пансионерами. В любом случае, сейчас я уже достаточно знаю Яна, чтобы узнать его на ощупь, по запаху, по голосу. Напавший на меня человек был ниже, у него плохо пахло изо рта, а от тела исходил странный запах перца… Лорье спросил, откуда я взяла, что он был ниже Яна. Я объяснила, что до сих пор рефлекторно поднимаю голову к собеседнику. Я могу приблизительно установить, с какого уровня идет звук, и, следовательно, уровень рта говорящего. Голос Вора звучал сантиметров на двадцать выше моей головы. Лорье быстро подсчитывает:
— Так, учитывая, что вы сидите в кресле и ваша макушка находится в… Шнабель, сантиметр!… В метре тридцати двух сантиметрах от пола, значит, рот человека расположен приблизительно… Шнабель!… две трети лица, так, следовательно, рост человека примерно метр семьдесят два.
— Да вроде вас, — замечает Франсина. — Кому еще чаю?
Я начинаю представлять милую Франсину в виде огромного говорящего самовара. Лорье отказался довольно… ну, скажем, довольно нетерпеливо и убежал составлять отчет, оставив нас под охраной Шнабеля, за которым, в свою очередь, присматривает Иветт.
Метр семьдесят два. По словам Летиции, Ян выше метра восьмидесяти. Ох! Ну, почему я так упорно подозреваю беднягу Яна? Он не был знаком со мной до моего приезда, он не мог прислать мне тот факс накануне отъезда!
Накануне моего отъезда. Ну да, Вор связывался со мной. Значит, он не мог оказаться в Кастене одновременно со мной по простому совпадению. Стало быть, он следил за мной или знал о моем приезде. От кого? Ответ: в курсе был только мой дядя. Новая теория: Вор живет где-то здесь. Это психопат, он на мне зациклился. От дяди он случайно узнал, что я проведу здесь какое-то время. И пришел, чтобы напасть на меня. И убил одну за другой бомжиху и крестницу моего дяди.
Отсюда гипотеза: может быть, кто-то имеет зуб на дядю? Крестницу убили, племянницу пытаются убить… Какой-то житель Кастена, тайно ненавидящий дядю? Но зачем, в таком случае, убивать Марион Эннекен? Чтобы запутать следствие? Может быть, я нащупала что-то важное.
— Утром я нарисовала ваш портрет.
Я задумалась, голос Жюстины заставляет меня вздрогнуть. Мой портрет?
— Невероятно, так хорошо! — говорит Летиция и тут же спохватывается: — О, простите, я не имела в виду…
— Неважно, — перебивает ее Жюстина.
Блокнот: «Как вы это делаете?»
— Я руководствуюсь красками, — отвечает она после того, как Летиция читает ей мой вопрос. — Их текстурой на моей коже. Я рисую пальцами. Вот поэтому я так часто трогаю людей. Чтобы ощутить их материальную конфигурацию.
Говоря это, она касается моего подбородка, висков, бровей. Мне кажется, что меня задевает воронье крыло.
— Не бойтесь меня, — говорит Жюстина красивым низким голосом, — я не ведьма.
Я пытаюсь захихикать, чтобы показать, что совершенно не боюсь ведьм, а Летиция шепчет мне на ухо:
— Хотите в туалет?
Мотаю головой. Если по моему лицу нельзя понять, что оно выражает — скепсис или желание помочиться, значит, не стоит и пытаться продолжать общение.
— А, вот вы где, Жюстина! Я вас искал. Время ваших занятий, — в нашу маленькую группку вторгается Ян. От него пахнет снегом, свежевымытыми волосами и табаком.
— Жюстина впервые встанет на лыжи! — объясняет Летиция. — Пошли, посмотрим?
Иветт немножко раздосадована: она как раз добивает Франсину, но Летиция не может толкать мое кресло — она сама передвигается на ходунках.
И вот мы на заснеженной улице. Тентен семенит рядом со мной, время от времени ласково тычется головой мне в ляжки. Иветт с силой, совсем не по-дружески, натягивает мне на голову вязаную шапку.
— Занятия лыжами! — бормочет она. — То-то наглядимся. Бедная женщина себе все лицо разобьет…
— Да нет же, смотрите!
Летиция склоняется ко мне:
— Ян держит ее за талию, он спустится вместе с ней. Это чтобы она почувствовала скольжение, вы не представляете, как это чудесно — скользить!
Я снова представляю себя, скользящую к краю террасы.
— Почувствовала, почувствовала… все-таки это не очень прилично, — ворчит Иветт, превратившаяся под влиянием высокогорья, сельской жизни и страсти к игре в хмурую дуэнью.
Холодно. Несколько снежинок опускаются мне на щеки и тают. Трещат ветки.
— За то время, пока они пешком поднимутся на холм, мы окоченеем, — бормочет Иветт.
— Ой, белка! — вскрикивает Летиция.
Я представляю себе пушистый хвост, скачущий под деревьями. Тентен издает неуверенное «буф». Бежать за этой мохнатой зверюшкой или не бежать? Я треплю его по голове, он садится.
— Пошли! — говорит Ян где-то очень высоко над нашими головами.
Шелест лыж. Я старательно наблюдаю за зрелищем, которое не могу увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88