Лицо его словно вытесали из серого камня. И голос тоже звучал как-то серо, похоронно, будто у гробовщика. – Мы, собственно, подумали, а не из учителей ли он, – добавил мистер Мэрготройд, но Смайли то ли намеренно, то ли по оплошности не ответил на скрытый вопрос мистера Мэрготройда, да и старший инспектор не стал заострять на этом внимание.
Далее последовал еще один бумажный носовой платок, тщательно заглаженный острым треугольником, как и полагалось для верхнего кармашка пиджака, и частично выпачканный кровью.
– Мы тут предположили, а не направлялся ли он на вечеринку. – Мистер Мэрготройд на сей раз на отклик и не надеялся.
– Уголовно-оперативный отдел на проводе, сэр, – выкрикнул кто-то из передней части фургона.
Старший инспектор беззвучно нырнул во тьму, оставив Смайли с унылым мистером Мэрготройдом.
– Вы специалист в какой-то области, сэр? – спросил тот после долгого и внимательного изучения гостя.
– Нет. Вряд ли, – тотчас откликнулся Смайли.
– Из министерства внутренних дел, сэр?
– Увы, и не из министерства. – Смайли кротко покачал головой, чем и вовсе загнал Мэрготройда в тупик.
– Начальство немного обеспокоено интересом прессы, мистер Смайли. – В фургоне показалась голова старшего инспектора. – Похоже, сейчас прибудут журналисты, сэр.
Смайли быстро покинул фургон и, оказавшись на аллее, встретился с ним взглядом.
– Вы были очень любезны, – кивнул Смайли. – Благодарю вас.
– Рад служить, – ответил офицер.
– Вы, случайно, не помните, в каком кармане у него лежал мел? – вдруг уточнил Смайли.
– В пальто, левый карман, – не без удивления ответил старший инспектор.
– А как его обыскивали – вы не могли бы мне еще раз рассказать, как, вы полагаете, это происходило?
– Они либо очень торопились, либо просто не потрудились его перевернуть. Стали на колени возле, принялись искать бумажник, вытащили кошелек. При этом что-то обронили. И тут решили, что с них хватит.
– Благодарю вас, – снова произнес Смайли.
А через секунду, выказав при его дородной фигуре сноровку, уже исчез среди деревьев. Но старший инспектор успел посветить фонариком ему в лицо, чего из осмотрительности до сих пор не делал. И с профессиональной наблюдательностью вгляделся в легендарные черты, хотя бы для того, чтобы в старости поведать внукам, как Джордж Смайли, уже находившийся к тому времени в отставке, шеф Секретной службы, однажды ночью явился из леса, дабы поглядеть на какого-то иностранца, умершего при малоприятных обстоятельствах.
«Да, тут, пожалуй, не одно лицо, – размышлял старший инспектор». Во всяком случае, создавалось такое впечатление, когда свет от фонарика упал не прямо, а снизу. Скорее, галерея лиц, этакое лоскутное одеяло, составленное из разных возрастов, людей и профессий. «Даже, – подумал офицер, – и из разных верований».
«Лучшего профессионала я не встречал», – заметил не так давно старик Мендел, бывший начальник старшего инспектора, за дружеской кружкой пива. Мендел, ныне такой же отставной сыщик, как и Смайли, знал, о чем говорил: он, как и старший инспектор, не любил этих чудил-дилетантов, вечно всюду сующихся и притом скрытных. Однако Смайли, добавил Мендел, – другой. Это лучший, просто превосходный куратор из всех, кого когда-либо встречал Мендел, а старик Мендел знал, что говорил.
«Собор», – пришел к выводу старший инспектор. Вот что он такое – собор. Он построит на этом проповедь в следующий раз, когда придет его черед. Собор, созданный в противоречивые эпохи, в противоречивых стилях и убеждениях. Чем больше инспектор вынашивал этот образ, тем больше он ему нравился. Надо будет, придя домой, проверить на жене: человек – это архитектурное творение Господа, моя дорогая, вылепленное рукою разных эпох, бесконечное в своих устремлениях и своем разнообразии… Но тут старший инспектор сдержал полет своей фантазии и разгул риторики. «Может быть, все вовсе и не так, – подумал он. – Может, друг мой, мы поднялись слишком высоко».
Ему бросилась в глаза и еще одна особенность лица Смайли, которую не так-то просто забыть. Позже он указал на это старику Менделу, как рассказал ему и многое другое. Лицо было мокрое. Сначала он решил, что это от росы, но если от росы, то почему же его собственное лицо совсем сухое? Видимо, это не от росы и не от расстройства. Такое случалось и с самим старшим инспектором и с любым, даже самым крутым парнем из команды, – постепенно откуда-то накатывало, и он, как ястреб, следил за симптомами. Обычно состояние это проявлялось, когда речь шла об избиениях детей, о нападении на них, об изнасиловании малолетних, и ты вдруг понимал тщетность всех своих усилий. Никаких истерических рыданий, никакого битья в грудь кулаком и вообще никакого представления. Нет. Ты просто закрывал лицо руками и обнаруживал, что оно мокрое, и ты думал, какого черта, чего же ради умер Христос, если он вообще умер.
«И когда на тебя нападает такое, – сказал себе старший инспектор, чувствуя дрожь по всему телу, – самое лучшее взять денька два отгулов и отправиться с женой в Маргейт, иначе – опомниться не успеешь, как начнешь кидаться на людей, так что можно и покалечиться».
– Сержант! – рявкнул старший инспектор.
Бородатый полицейский предстал перед ним.
– Включить огни, вернуть все в норму, – приказал патрон. – И попроси инспектора Хэллоуиза подойти сюда и доложить. Живо!
ГЛАВА 4
Они впустили его, сняв цепочку с двери, и принялись расспрашивать еще прежде, чем он снял пальто, – коротко и пристрастно. На трупе были какие-нибудь улики, Джордж? Что-либо, указывающее на связь с нами? Бог мой, сколько же времени вы на это ухлопали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135