– И еще как надо следить! Он же не умеет ни читать, ни писать. Он честен, и доверяет людям, и думает, что люди с ним тоже будут поступать по-честному. Он много работает и старается во всем быть порядочным человеком. Но Это еще не причина, чтобы драть с него шкуру. Неужели ты ни о чем больше не думаешь, кроме того, как бы тебе побольше содрать с людей?
– Пусть так, только это мое дело, – сказал Эмет. – Тебя это ни с какой стороны не касается. Он тебе не муж. И не родственник. Ты ему никто. И вообще довольно странно, что ты сюда приехала. Очень даже странно. Я еще не докопался, в чем тут дело.
– А кто тебя просит копаться? – возмутилась Эдна – Всё, что от тебя требуется, – это платить долги, и вести себя, как положено, и не лезть в чужие дела.
– Вот как? Ну, а я в этом не очень уверен. Мне так кажется очень странным, что ты сюда приехала, чертовски странным. И я дознаюсь, в чем тут причина. Я дознаюсь…
– Ты лучше помолчи пока, – отрезала Эдна, – а то узнаешь такое, что не так-то скоро потом забудешь.
– От кого это я узнаю? От кого? – прошипел Эмет. Он вдруг стал пятиться из хлева, крича на ходу: – От кого Это?! Запомни, я до всего дознаюсь! До всего! Ты здесь неспроста торчишь, ясно неспроста, черт тебя побери! Я уж дознаюсь!

* * *

В первую неделю августа в саду за домом начали созревать ранние яблоки. Что это за сорт, было неизвестно, и за последние годы их никто ни разу не собирал.
– У нас их называют кисличкой, – сказал Том. – Кислые, как свиное пойло.
– Неужели вы никогда их не снимали? – удивилась девушка.
– Они всегда поспевают во время уборки, так что на них просто времени не хватает. Пшеница важнее яблок.
– Возможно, что и так. Только всё равно, не могу я стоять и смотреть, как хорошие яблоки гниют на дереве.
В первые же десять дней августа она собрала сорок бушелей. Теперь всякий раз, входя в дом с раскаленного солнцем двора, он вдыхал теплый аромат фруктов. На десятый день она заставила его отправиться на рынок. Они сложили в прицеп двадцать мешков яблок, и в тот же день сбыли их с аукциона па крытом рынке по полкроны за бушель.
– Пять фунтов, – сказала она. – Ну как? Стоило возиться?
– Да, – только и сказал он, – да.
– Теперь я соберу еще сливы и орехи, и груши тоже сниму.
– Если бы мне сказали, что за яблоки дадут пять фунтов, никогда бы не поверил.
– Вот. А теперь у вас пять фунтов.
– Нет, – сказал он, – это не я заработал. Это ваши деньги. Вы их заработали.
– Спрячьте деньги под матрац, – сказала она. – Они вам очень скоро понадобятся.
– Нет, – настаивал он, – нет. Это ваши деньги. Возьмите их себе.
– Спрячьте их под матрац, я вам говорю.
– Ну, возьмите себе хоть часть, – не сдавался он. – Купите себе что-нибудь. Ну, подарок, что ли.
– Право, это ни к чему, – сказала она.
– Я хочу, чтобы вы их взяли. Я вам их дарю.
Она улыбнулась.
– Ну, если это не слишком дорого, я действительно купила бы себе кое-что. Я купила бы новое платье; конечно, если это не слишком дорого.
– Совсем не дорого, – сказал он. – Пойдите и купите платье, а я пока здесь погуляю.
– Нет, – сказала она. – Раз вы дарите мне платье, так уж пойдемте вместе.
Почти час сидел он во втором этаже магазина готовой одежды и смотрел, как она выходит из примерочной каждый раз в новом платье. Он сидел, сложив на коленях большие руки, смущенный присутствием продавщицы, не зная, нравятся ему эти платья или нет, потому что очень долго все они казались ему совершенно одинаковыми. Наконец Эдна вышла из примерочной в светло-голубом шелковом платье, облегавшем бедра и грудь. Нежный голубой цвет оживлял ее коричнево-золотые руки и лицо, и Том сразу понял, что ему хочется, чтобы она купила именно это платье.
– Я пойду переоденусь, – сказала она, – потом куплю себе пару чулок, и можно ехать домой.
– Не снимайте, – сказал он. – Не снимайте. Мне нравится, когда на вас это платье.
– Хорошо, – согласилась она. – Поеду в нем домой.
Когда они вернулись на ферму, было еще рано. Эмет как раз выносил из коровника бидоны, и, увидев его, девушка молча прошла прямо в дом. Поставив машину под навес за коровником, Том задержался немного, чтобы поболтать с Э м етом, который уже сидел на велосипеде. Он рассказал ему, что они выручили за яблоки пять фунтов, и через несколько минут Эмет уехал.
Том пошел домой. В кухне было пусто. Он позвал девушку:
– Вы здесь? – Он никогда не называл ее по имени.
Она не отвечала, и он подошел к лестнице и позвал снова. Ответа не было, и, подождав немного, он пошел наверх.
Дверь в ее комнату была приоткрыта. Он толкнул ее и вошел. Увидев девушку, он остановился. Она сняла новое платье и стояла у кровати в одной нижней юбке, освещенная вечерним солнцем. Она молча улыбнулась. Он видел ее загорелые плечи и шею и темную ложбинку между грудями, такими молочно-белыми по сравнению с розовой юбкой снизу и коричневой от солнца полоской кожи сверху. Он сказал что-то о том, что пришел посмотреть на нее в новом платье. Она снова улыбнулась и позволила обнять себя за голые теплые плечи.
– Я убрала его, – сказала она. – Придется тебе смотреть на меня такую, какая я есть.
Мгновение он стоял и глядел на нее, изнемогая и весь дрожа. Облитое вечерним солнцем, ее тело казалось таким теплым, словно оно само было отражением солнца.
– Ты мне нравишься, – сказал он наконец. – Боже мой! Ты мне нравишься.
– Ты мне тоже нравишься, – ответила она. – Ты мне с самого начала понравился. Иначе я не приехала бы сюда.
– Ты останешься здесь? – спросил он. – Не уедешь?
– Уеду? – удивилась она. – С чего ты взял? Я никуда не собираюсь уезжать.
– – Просто мне хочется знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11