Я говорю с вами, сеньор Хуан, откровенно и по-мужски, как надлежит разговаривать людям, чувствующим свою ответственность за будущее народа. Прежде всего я хочу вас спросить: верите ли вы в меня и в мою миссию?
Кандия. Если бы не верил, я бы вас не поддерживал.
Мачеко. Спасибо. Родина никогда не забудет вашу щедрую руку и ваш патриотический подвиг. Попробуйте поставить себя на мое место, и вы поймете, почему я не могу освободить Орнандо. Если им сегодня удастся шантаж с Ренатой, завтра может быть похищена сеньора Брук, а послезавтра – вы… Да, вы! Во время корриды. Подойдут несколько вооруженных мужчин, ткнут револьвером в спину, скажут: «Идите с нами» – и вы пойдете… Конечно, пойдете, хотя и не очень охотно. Вы смелы, но у них в руках будет оружие. За вашу жизнь они потребуют отдать сотни бунтарей, а может, еще и больше. С ними шутки плохи.
Кандия. Об этом я не подумал.
Мачеко. Если мы отпустим Орнандо, это значит – я выпущу из своих рук руль правления. Массы уважают не шелковые перчатки, а крепкий кулак.
Кандия. Вы правы! Бедная Рената!
Мачеко. От этого мы даже выиграем. Всю вину за гибель девушки мы свалим на коммунистов. И на нашей стороне будет общественное мнение всего мира.
Кандия. Еще только вчера я хотел зайти к вам»о одному очень важному вопросу. Я подготовил проект новых правил корриды. Те уже устарели. Они очень не гуманны, отдают средневековьем. Особенно терминология. Как вы знаете, момент, когда матадор остается один на один с разъяренным быком, называется мгновением истины – оба смотрят в глаза смерти. Мгновение истины. Это современно, с этим я согласен. Волнует другое. Бык, выпущенный через ворота на арену, никогда не возвращается обратно живым. Поэтому все называют эти ворота воротами смерти.
Мачеко. А что вы предлагаете?
Кандия. Тот, кто сильнее, должен остаться жить, как в римском Колизее. Иногда матадор, иногда бык. И поэтому ворота смерти надо называть воротами страха.
Мачеко. Вы весьма чувствительны, сеньор, и… разумны. Я поддержу ваши усилия.
Кандия. Вы только что пропустили меня через ворота страха. И я сразу поумнел. Спасибо вам. Всем следует пройти через эти ворота. Уму-разуму так просто не научишься.
Мачеко. Договорились…
Кандия. Если родина требует…
Входит Брук. Мужчины встают.
Брук. Вы все обсудили?
Мачеко. Только кое-какие вопросы…
Кандия. Наиболее важные…
Мачеко (подходит к телефону, набирает номер). Генерал Алонсо? Что нового? Умер?
Пауза.
Вы слишком энергично вели следствие… Надо было осторожнее. Сердце? Такой молодой – и сердце… Примите все меры, чтоб это не стало достоянием общественности. Информируйте меня каждые полчаса. Да… да, у сеньоры Брук… Направьте дополнительные силы. (Кладет трубку, смотрит на Брук,.)
Брук. Я все поняла. Значит, рухнула последняя надежда?
Кандия. Вам надо бы принять что-нибудь успокоительное. Прошло уже три часа… Во время корриды я пью каждый час… Я сейчас принесу. (Выходит.)
Мачеко. Хуан Кандия замечательный человек.
Брук. Таких не много осталось в мире. Я надеюсь, что он вас уговорил… Вы спасете Ренату?
Мачеко. Спасем. Мы бросили новые силы.
Брук. Вы выпустите Орнандо?
Мачеко. Его судьбу изменить невозможно.
Брук. Почему вы так непреклонны?
Мачеко. Я сделаю все, если вы мне прикажете.
Брук. Дорогой мой, разве я могу диктовать свою волю главе суверенного государства?
Мачеко. Завтра на государственном совете мы вторично будем обсуждать вашу просьбу о строительстве аэродрома в Рио-Гранде и об охране его своими силами. Я убежден, что все теперь будет в порядке. Кто посмеет возражать, когда вы так героически держались в столь трудный для нашей страны момент!
Брук. Благодарю, ваше превосходительство.
Входит Кандия со стаканом воды и лекарством.
(Проглатывает таблетку, запивает водой.) У меня действительно очень болит голова. Вы мужчины и все сами решите. Я вам доверяю. Я прошу только об одном – спасите мою дочь. (Уходит.)
Мачеко. Какая умная женщина. Как великолепно она держится! И вовсе не упрямится, не настаивает. Если бы все женщины были такими! Мужчины жили бы значительно дольше.
Кандия. Может, и она прошла через ворота страха..Так, ни с того ни с сего, мудрым не станешь.

Картина шестая

Мансарда художника. Рената снова связана. В руках Антонио газета. Но по всему видно, что мысли его витают где-то далеко. Франциско на том же месте. Голова его опущена, – кажется, что он дремлет. X осе перебирает акварели. Один только Педро беспокойно расхаживает по комнате. Из транзистора раздаются приглушенные звуки музыки.
Xосе (бросает в сторону акварели). Безумно медленно тянется время… В этой комнате все застыло – часы, время и мы сами. (Смотрит на часы.) Без четырнадцати минут пять.
Педро. Перед смертью люди не смотрят на часы.
Хосе. Когда ты счастлив, они нужны еще меньше. Так для чего же они тогда выдуманы?
Педро. Ты всегда задаешь удивительно глупые вопросы, Хосе…
Из транзистора доносится веселая музыка.
Видите? Это явный признак, что Орнандо отпустят. Палачи испугались наших решительных действий.
Хосе. Сеньорита, готовьтесь к путешествию домой.
Рената. Смерть не боится веселой музыки… Моя судьба предрешена.
Педро. Откуда такой проклятый пессимизм?
Пауза.
Хосе. Почему не возвращается Рауль? Меня это беспокоит.
Педро. А кто сейчас спокоен?
Антонио. Где ты его оставил, Хосе?
Хосе. Мы бросили магнитофонную ленту в почтовый ящик и решили обратно возвращаться по одному. Он пошел проститься с матерью.
Педро. Напрасно.
Хосе. После того, как расстреляли его отца, у матери было нервное потрясение…
Педро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16