– Он очень милый.
– То есть берет зарплату не деньгами, а брильянтами? – улыбнулся Костя.
– Хю-хю-хю. Хю-хю-хю. Хю-хю-хю. Позвони мне, детонька.

23
СБИЛИ ВИЛЮ

Случилось несчастье.
Утром в понедельник 1 августа юродивого Вилю во дворе великого дома сбила машина.
Свидетелей не нашлось ни дворовых, ни домашних. Штатского на лавочке не было. Наружку первый день как сняли. Жильцы рано утром по двору не ходили, из окон не смотрели: кто спал, кто торопился. Никто ничего не видел. Чудеса, да и только.
Чудеса, что и Виля припер ни свет, ни заря.
Не меня ли, – думал Костя, – он выискивал? Раньше Виля боялся топтунов, не ходил. Теперь их нет – заявился.
Костя помнил, как лопотал идиот ему: «Котя, Котя, Котя», – а «Котя» бежал к Потехиным и слушать лепет не захотел. Или Виля хотел сказать – «Катя»?
Виля ведь мог увидеть что-то во дворе.
«Котя» или «Катя»? Костя повторил с вилиным слюнявым гугнивым выговором – и не понял.
Кстати, Виля глядел тогда с обидой. Завыл «Выходила на берег Катюша». Он словно насмехался в отместку.
И не спросить теперь. Жаль Вилю.
Случайно сбили дебила или нет? В таком доме водители все опытные…
Косте, ушедшему в понедельник рано и пришедшему поздно, хмуро рассказала обо всем Маняша.
Вилю нашли скоро. Он валялся у нашего подъезда.
– Он, – рассказывала Маняша, – лежал как-то нестрашно. Ни кровинки. Будто шел и прилег. Вызвали скорую. Внутреннее кровоизлияние. Умер по дороге в больницу, не приходя в сознание. А может, и приходя. Сознание у него неизвестное. А в доме прошел слух, что утром вылетел из ворот малиновый «Крайслер». Машина потехинской жены.
– Но это слух, – добавила Маняша. – Выезжала не только она. А показаний никто из наших не дает.
– Дураков нет, – заключил Костя.
Бабушке было лучше. Говорила она почти нормально, но наговаривалась, к счастью, за день с Маняшей и перед сном, подав голос: «Костик, покушай», – шуршала в постели газетами.
На плите осталось немножко бабкиных, сваренных Маняшей, щей. Костя хотел доесть их. Но, вылив в тарелку почти всё, он оставил капельку в кастрюле, чтобы кастрюлю не мыть. На то есть Маняша.
Вообще, и есть не хотелось, даже домашней еды. Дома было тяжело. Дома стены не лечили. Неожиданно Косте пришла странная мысль. Неужели их местный убийца – и есть Яйцеголовый?
Все дороги вели в Рим, к Косте в дом.
Костя зашел к бабушке. Она дремала.
Костя задумчиво подошел к окну и уставился в живую точку на подоконнике.
Это был муравей. Он полз, волоча на себе труп товарища.
В Доме на набережной случалось порой нашествие насекомых. За последние пять лет прошли пауки, мокрицы, тараканы-альбиносы и тополиная тля. Прошлым летом были колорадки. В этом мае завелись осы, теперь муравьи. Старики травили их старыми средствами. Впрочем, нечисть и сама пропадала внезапно, как появлялась.
Вот и Костя ни с того ни с сего залез на кремлевские верхи. Он вообще теперь на вершине славы. Он без пяти минут хозяин Москвы. В июле он заработал тысячу долларов. Продавщицы смотрят на него влюбленно. А он тоже волочит дохлятину.
Но Касаткину страшно.
Дело не в том, что именно и про кого именно он напишет. Допустим, Крутикова с Исаевым не помогали Фантомасу, бандиту ли, чиновнику, вольной ли птице. Вера – трусиха, слушается начальства, а Гриша – бывший дьякон, и то не бывший, а экуменист. Хотя отсидеться под шумок под кремлевской землей на тридцати с лишним тысячах метров – есть где.
Впрочем, если у Фантомаса блат, ему и отсиживаться в подвалах не надо.
Или Францев рвется к царским регалиям, пережив коммунистов? Зачем? Он, по всему, при коммунистах поцарствовал досыта.
Да нет же, не в том дело! А в том, что вся эта мутная канализация ведет именно к Косте в дом.
Может, Фантомас – головорез из сталкеров Миши Рахманова?
Оперы с Петровки проверяют всех.
Публиковать результаты МВД не даст: государственная преисподняя – дело деликатное. Но сказать Касаткину – оно скажет. Костя почти свой.
Нет. Сталкерам Оружейка и Кремль не по зубам. В Москве ловкачей полно, а главных советских катакомб никто из них и не нюхал.
Яйцеголовый, по размаху, происходит из Дома на набережной.
Катю он привел, как к себе домой.
По всему, Фантомас – здешний жилец. Но тогда зачем светиться?
А чего, собственно, ему бояться?
С другой стороны, Костя – тоже жилец. А сунулся он в тот понедельник, после Кати, к подвалу – уже висит дэзовский замок.
Значит, Яйцеголовый – человек большой, властный.
Или все это только совпадение?
Бабушка свистнула. Костя оглянулся. Она клевала носом, упершись подбородком в бантик на ночной рубашке.
Ну правильно! Бант! Убийца из озорства затянул на шее у старухи удавку бантом. Грабитель из озорства бросил на пол в Оружейке мерзость. И тут, и там – игра!
А тут еще и Виля погиб. Что он видел?
Костя вдруг вдохновился и позвонил слесарю Хабибуллину.
– Кто говорит, кто это, ай? – раздался резкий женский диспетчерский голос.
– Из двести пятидесятой. Касаткин Константин.
– Касантин? Нету вам Васи.
– А когда будет?
– Будет, будет. Никогда. Запой у него, ёп мин кельды сара акбар новые русские бара тураса рахман моя
не знает.
Касантин вернулся к окну. Муравей уволок свою ношу, очистил подоконник. Учись, Касантин.

24
РАЗБИТОЕ КОРЫТО

Окончился кошмарный июль.
Вся надежда была теперь у Кости на август. Хотелось взять хоть пол-отпуска, помириться с Катей и на досуге убрать падаль, высмотреть негодяя.
В отпуск уйти с 1-го числа Касаткин не смог. Его по-прежнему добивались.
Предстояло несколько тусовок и пресс-конференций. Пришли приглашения на презентацию в издательство «Фантом», на вечер Чака Норриса в кафе «Планета Голливуд», на приемы в посольства – французское и почему-то турецкое – и на ужин с Петросяном и этосамовским спонсором, желавшим познакомиться с блестящим этосамовцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34