Ведь это легко спутать. Пройдет еще несколько лет, прежде чем я научусь снимать с увиденных образцов фальшивую позолоту и подмечать действительно настоящее.

У ЧЕРНОГО МОРЯ

В декабре 1945 года я впервые увидел Одессу – город у Черного моря, город-герой. Мы поселились на Пироговской улице, в районе трех стадионов – «Спартака», «Динамо» и университетского. Рядом было Куликово поле, справа проходила Аркадийская дорога, одолев которую, можно было за несколько минут спуститься к морю.
Одесса, о которой я столько слышал, вначале произвела удручающее впечатление. Город был разрушен. Окостеневшие скелеты многих домов смотрели на редких прохожих разбитыми окнами.
Но постепенно я стал свыкаться. После уроков, забывая поесть, долгими часами бродил по Одессе, медленно, но охотно привыкая к ее подвижным шумным жителям, к ее пестрой речи, к ее морю и памятникам старины. Я бродил и вдоль берега, отыскивая проходы к катакомбам, часто заходил в порт, где ржавели в холодной воде старые забытые суда. Несколько раз пешком доходил до конца Фонтанской дороги и наблюдал, как там готовят к весне тяжелые ялы.
Море влекло к себе неудержимо. Даже тогда, в тяжелое время, белесое и угрюмое, оно казалось прекрасным, полным бесчисленных тайн. Нацеленное на него старинное орудие, установленное возле памятника Пушкину, напоминало об опасностях, которым не раз подвергался портовый город.
Мне приходилось часто слушать воспоминания о героических боях частей, оборонявших город в годы войны. Свободолюбивая Одесса боролась с врагом на свой особый манер: здесь мужество и постоянная готовность к самопожертвованию переплетались с юмором и лукавой выдумкой. Одесситы умели смеяться сквозь слезы и плакать сквозь смех. Однажды в очереди около продовольственного магазина я услышал такой рассказ:
– Эту танковую атаку я буду, наверно, помнить, пока мой внук не станет профессором. Фрицы прут, как психи, под наш сплошной огонь, а мы шпарим по ним изо всех сил. Отбиваем одну атаку за другой. Вдруг рядом со мной одного парнишку ранило. Тоже ополченец. Представляете, еще совсем смаркач, а уже подбил целый танк с ружья. И тут его самого шлепнуло. Закатились у хлопчика очи. Товарищи потянули его назад. Он стонет, ругается, как биндюжник. Вдруг он замечает свою учительницу по школе. Она санитаркой стала. Между прочим, вполне красивая дамочка, хотя и рыжая. Так вот, этот парнишка, когда его проносили мимо учительницы, говорит ей: «Ну, какую же вы сегодня поставите мне отметку? Или опять „двойку“ по привычке»? На губах кровь, а сам хочет улыбаться. Я, помню, еще подумал тогда: ну, что за народ живет в нашей Одессе! Погибает пацан со смехом. Знаете, аж сердце зашлось от жалости.
С удивлением я замечал, что очень быстро начинаю считать себя одесситом, – так пришелся по душе этот чудесный город.
Как и прежде, ребята хорошо приняли меня. Я был очень рад, встретив в 56-й школе, куда поступил, своего товарища по Куйбышеву Леонида Каневского. Кроме него, я дружил с Витей Пироженко и Стасиком Русиновичем. Дружба со Стасиком носила особый оттенок: его отец был судьей по футболу, а это сулило кое-какие выгоды. Например, он мог бы рекомендовать меня, если б я решил играть, в какую-нибудь юношескую команду; мог бы билеты доставать на матчи…
Вскоре без долгих колебаний я примкнул к мальчикам, гонявшим футбольный мяч на разрушенном стадионе «Спартак» вблизи Куликового поля. Здесь же я узнал, что какой-то Николай Андриенко собирает юношей на «Пищевике». Я уже видел лучший стадион города, отданный в распоряжение команды мастеров второй группы Но это знакомство нельзя было назвать интимным, потому что его поле тщательно оберегалось и на него выходили только «избранные».
Теперь во мне вспыхнула надежда: может быть, с помощью этого Андриенко мне удастся проникнуть в святая святых футболистов Одессы – в общество «Пищевик».
Я тут же помчался на «Пищевик».
– Ну что ж, – легко согласился Андриенко, – нам нужны юноши. Мы тренируемся на «Динамо». Приходи, если хочешь! Что умеешь делать?
Осмелев, я неуверенно пролепетал:
– Могу быть вратарем… И сразу поправился:
– Хочу быть…
– Валяй, вратарь, приходи. Кстати, как ты учишься?…
Увы, мне все еще нечем было похвалиться. Ответил уклончиво:
– Ничего.
– Значит, решено, – заключил первый разговор Андриенко и отпустил меня.
В эту ночь я не мог уснуть до самого рассвета. Я уже был не такой, как вчера. Все тело звенело от радостного возбуждения. Жизнь казалась удивительно прекрасной.

АЗЫ ВРАТАРСТВА

Николай Андриенко, в прошлом футболист, был моим первым тренером. Для спортсмена это то же самое, что для летчика первый инструктор или для школьника – первая учительница. Первый тренер – это объект искреннего боготворения.
Когда на стадионе «Динамо» начались тренировки юношей, все во мне напряглось от тревожного ожидания. Я жил в постоянном страхе быть отчисленным из-за недостаточного преуспевания на футбольном поле. Тяжело было еще и потому, что я дома не мог поделиться своими горестями. Семья была настроена явно против футбола. Прослышав, что я несколько раз играл на стадионе, что мои симпатии к футболу из платонического чувства превратились в активное действие, мать категорически потребовала от меня, чтобы я забыл мяч.
– Ты хочешь, чтобы с тобой случилось то, что с дядей Толей? – говорила она.
– Но, мама, – пробовал я выгородить футбол, – ведь это исключительный случай. Ты же знаешь, что дядя сам промедлил. Если бы он сразу обратился к врачу…
Но разве есть такая мать, которая не ухватилась бы за любой повод, лишь бы отвадить сына от футбола!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91