реальный образ, выплывший из глубины сознания, или то, что я придумал взамен его. Проклятие! Веки набухли слезами. Я не в силах был мысленно нарисовать головку дочери, которую так любил поглаживать.
– Марк?
– Может быть, – сказал я, открывая глаза. – С уверенностью сказать не могу.
– И последнее. – Эдгар передал мне очередной пластиковый контейнер.
Я аккуратно положил его на стол рядом с волосами. В контейнере лежал лист бумаги со следующим текстом, напечатанным, похоже, на лазерном принтере:
«Если сообщите властям, мы исчезнем и вам никогда не узнать, что с ней. Мы будем следить за вами. Нам все будет известно. У нас есть свой человек. Ваши звонки отслеживаются, так что не надо говорить на эту тему по телефону. Мы знаем, что ты, дедушка, богатенький. Нам нужны два миллиона долларов. И выкуп передашь ты, папочка. Так что готовь деньги, дедушка. Посылаем мобильник. Он защищен от прослушки. Но если будете пользоваться им для разговоров с другими, нам это станет известно. Мы исчезнем, и вы никогда не увидите ребенка. Дедушка, готовь деньги. Передай их папочке. А ты, папочка, держи деньги и мобильник при себе. Отправляйся домой и жди. Мы позвоним и скажем, что делать. Будешь своевольничать – потеряешь дочь. Это твой единственный шанс».
Необычный слог, мягко говоря. Я прочитал записку трижды и посмотрел на Эдгара с Карсоном. Мной овладела странная умиротворенность. Да, случилась страшная вещь, но эта записка... Она успокаивает. Наконец хоть что-то произошло. Теперь можно действовать. Можно вернуть Тару. Появилась надежда.
Эдгар встал, проследовал в угол, открыл шкаф и вытащил спортивную сумку с эмблемой «Найк».
– Здесь вся сумма, – сообщил он и положил сумку мне на колени.
Я опустил взгляд:
– Два миллиона?
– Банкноты разложены не по номерам, но сами номера я на всякий случай переписал.
– Может, стоит связаться с ФБР? – Я перевел взгляд с сумки на Карсона.
– Не думаю. – Эдгар уселся на крышку стола и скрестил руки на груди. От него пахло лосьоном, но этот запах смешивался с чем-то куда более простым, прогорклым, земным. Под глазами у Эдгара темнели круги. – Решать тебе, Марк. Ты отец. Мы с уважением примем любое твое решение. Но ты знаешь, мне приходилось иметь кое-какие дела с верхами. Возможно, я сужу предвзято, возможно, мои взгляды окрашены личным отношением, но, по моему опыту общения, люди из ФБР некомпетентны и своекорыстны. Если бы речь шла о моей дочери, я положился бы скорее на собственное суждение, нежели на них.
Я колебался. Эдгар взял бразды правления в свои руки. Он хлопнул в ладоши и кивнул в сторону двери.
– В записке говорится, чтобы ты ехал домой и ждал. По-моему, лучше последовать указанию.

Глава 3

За рулем сидел прежний водитель. Прижимая сумку с деньгами к груди, я скользнул на заднее сиденье. Чувства мои раздваивались между малодушным страхом и, как ни странно, чем-то похожим на душевный подъем. У меня появился шанс вернуть дочь. Со всем этим можно покончить.
Но для начала надо решить главное: обращаться в полицию или нет?
Я попробовал успокоиться, взглянуть на ситуацию хладнокровно, со стороны, взвесить все «за» и «против». Естественно, это не удалось. Я врач. Мне случалось делать выбор, от которого зависит жизнь. Для верного решения необходимо избавиться от любого балласта, вычесть из уравнения чрезмерные переживания. Но на карте – жизнь дочери. Моей родной дочери. Или, как я уже сказал в самом начале, – мой мир.
Дом, который мы с Моникой купили, расположен рядом с домом, где я вырос и где до сих пор живут мои родители. Отношусь я к этому противоречиво. Вообще-то мне не нравится жить так близко к родителям, но еще больше не по душе бросать их и терзаться по этому поводу. И вот компромисс – жить рядом и много ездить.
Ленни с женой обитают в четырех кварталах отсюда, около Каслтон-Молл, в доме, где Черил выросла. Ее родители шесть лет назад переехали во Флориду, в Роузленд, там у них квартира в кондоминиуме, так что можно часто навещать внуков, избегая испепеляющей летней жары Солнечного штата.
Мне лично жить в Каслтоне не особенно нравится. За последние тридцать лет городок почти не изменился. В молодости мы насмехались над родителями, их материалистическими склонностями и пустыми, с нашей точки зрения, ценностями. Теперь мы сами сделались родителями. Мы просто заняли их место, а маму с папой нацелили туда, где их вскоре согласятся принять. Наше место займут наши дети. А так – все по-прежнему. Закусочная Мори – на Каслтон-авеню. В пожарной команде работают в основном добровольцы. Мальчишки играют в футбол на Нортленд-Филд. Линии высоковольтной передачи проходят в опасной близости от моей начальной школы. В роще позади дома Бреннеров на Рокмонт-террас околачиваются и покуривают травку подростки. Каждый год среднюю школу кончают от пяти до восьми отличников; во времена моей молодости это были преимущественно евреи, а сейчас – выходцы из азиатских стран.
Мы повернули направо и двинулись по Монрол-авеню вдоль домов с двухэтажными квартирами. В одной из них я вырос. Выкрашенная в белый цвет, с темными шторами кухня, гостиная и столовая расположены в левой верхней части, кабинет и гараж – справа внизу. Родительский дом, хотя и несколько обветшавший, мало чем отличался от местных берлог. Единственное, что выделяло его, – скат-пандус для инвалидной коляски. Его сделали, когда мне было двенадцать лет, после того как с отцом случился третий удар. Мы с друзьями любили гонять по пандусу на роликовых коньках. У края мы устроили трамплин из фанеры и кучи золы.
На подъездной дорожке стояла машина медсестры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104