– Не понимаю, чем бы он мог помочь тебе.
– Он и не может. А вот имя его – дело иное.
– Что?
– Назовите мне его имя, больше от вас ничего не требуется. Может, это Стэнли Радио?
В трубке было слышно шумное дыхание Карсона.
– Я с ним уже разговаривал. Он ничего не знает и...
Но я уже повесил трубку. Так или иначе, Карсон больше ничего не скажет.
А вот Дина Левински может сказать.

* * *

Я спросил у Ригана и Тикнера, арестован ли я. Они сказали – нет. Я спросил Верна, могу ли еще раз воспользоваться его «камаро».
– Что за проблемы, – ответил Верн и, подмигнув, добавил: – Моя помощь требуется?
Я отрицательно покачал головой.
– Все, для вас с Катариной это дело кончено.
– Но если что понадобится...
– Спасибо, Верн, вряд ли. Отправляйтесь домой.
К моему немалому удивлению, он крепко обнял меня. Катарина поцеловала в щеку. Я отстранился, посмотрел им вслед, увидел, как они отъезжают на своем пикапе, и направился в город. В тоннеле Линкольна я попал в пробку, из которой выбрался лишь через час. Сделал несколько телефонных звонков и выяснил, что Дина Левински с приятельницей живет в Гринвич-Виллидж.
Через двадцать минут я звонил ей в дверь.

* * *

Вернувшись с обеда, Элинор Рассел обнаружила у себя на столе обыкновенный конверт. Он был адресован ее боссу, Ленни Маркусу. На конверте значилось: «Лично, в собственные руки».
Элинор работала у Ленни восемь лет. Она была глубоко привязана к нему. Обделенная счастьем иметь собственную семью (их с мужем Солом, умершим три года назад, Бог потомством не благословил), она стала чем-то вроде бабушки всем Маркусам. Фотографию жены Ленни и четверых их детей Элинор держала у себя на столе.
Она озабоченно повертела конверт в руках. Как он попал сюда? Заглянула в кабинет Ленни. Вид у босса был угрюмый. Ясно, имя его лучшего друга – доктора Марка Сайдмана вновь замелькало на первых полосах газет. Обычно в это время Элинор босса не тревожила. Но обратный адрес на конверте... «В общем, – решила она, – пусть лучше сам посмотрит».

* * *

По-моему, Дина Левински не удивилась, увидев меня.
Не говоря ни слова, она знаком предложила мне войти. На стенах висели ее картины, некоторые покосились. От обилия картин у меня закружилась голова, в квартире словно витал дух Сальвадора Дали. Мы устроились на кухне. Дина предложила заварить чай. Я отказался. Она положила руки на стол. Ногти обгрызены. Волосы приглажены. Глаза опущены. Дина стала похожа на ту заурядную девчонку, с которой я некогда учился в начальной школе.
– Нашел фотографии? – спросила она.
– Да.
– Не надо было мне говорить про них.
– Так зачем же сказала?
– Я солгала тебе.
Я кивнул.
– Я не замужем. От секса я не получаю никакого удовольствия. У меня вообще проблемы во взаимоотношениях с людьми. – Она пожала плечами. – У меня даже проблемы с тем, чтобы говорить правду.
Дина вымученно улыбнулась мне. Я ответил ей тем же.
– Врачи рекомендуют нам бороться с собственными страхами. Единственный способ сделать это – взглянуть в лицо правде, как бы ни была она горька. Но видишь ли, я не знаю, в чем эта правда состоит. Вот почему я и направила тебя туда.
– Ты ведь уже не в первый раз приходила к нам в дом?
Она кивнула.
– Там и познакомилась с Моникой?
– Да.
– И вы подружились?
– У нас было кое-что общее.
– Да? И что же именно?
Дина посмотрела на меня, и я уловил страдание в ее глазах.
– С вами обеими дурно обращались? – спросил я.
Дина кивнула.
– Эдгар приставал к ней?
– Нет, нет, не Эдгар. И вообще к ней в этом смысле никто не приставал. Все дело в ее матери. Мать ее тиранила и физически, и духовно. Эта женщина была серьезно больна. Наверное, это для тебя не новость.
– Пожалуй.
– Монике нужна была поддержка.
– И ты свела ее с психиатром?
– Пыталась. То есть я устроила ей свидание с доктором Радио. Но ничего не получилось.
– Почему?
– Моника не из тех, кто верит в лечение. Она считала, что сама справится со своими бедами.
Я кивнул. Это мне было известно.
– В тот раз, – сказал я, – ты спросила меня, любил ли я Монику.
– Да.
– И что же заставило тебя задать этот вопрос?
– Моника думала, что ты ее не любишь. – Дина принялась кусать ногти. Впрочем, кажется, от ногтей ничего уже не осталось. – И естественно, считала себя не достойной любви. В этом мы похожи. Но есть и различие.
– Что за различие?
– Моника чувствовала, что есть в этом мире одно существо, которое будет любить ее всегда.
Ответ я знал заранее:
– Тара.
– Конечно. Она подловила тебя, Марк. Впрочем, ты, наверное, и сам это знаешь. Это не было случайностью. Она хотела забеременеть.
Печально, но я не удивился. Я вновь попытался, как подобает хирургу, все разложить по полочкам.
– Итак, Моника считала, что я ее разлюбил. Боялась, что буду настаивать на разводе. Это ее угнетало. Она плакала по ночам. – Я умолк. Собственно, и обращался я не столько к Дине, сколько к самому себе. Развивать эту мысль мне не хотелось, но останавливаться было поздно. – Здоровье у нее слабое. Она постоянно нервничает. И тут звонок Рейчел.
– Твоей бывшей приятельницы.
– Да.
– Кроме того, Моника знала, что ты хранишь ее фотографию.
Я закрыл глаза. В ушах зазвучала музыка, которую я слышал в машине Моники. Музыка наших студенческих лет. Музыка, которую я когда-то слушал вместе с Рейчел.
– И тогда, – сказал я, вновь глядя на Дину, – Моника наняла частного детектива, чтобы выяснить, продолжается ли наш роман. А он сделал эти снимки.
Дина кивнула.
– У нее появилось доказательство, что я собираюсь оставить ее ради другой женщины. Предлог – психическое нездоровье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104