Три года назад, когда я вернулся в город, моей первой задачей было проверить все документы и бумаги дома Тальбо, среди всех прочих бумаг и личных вещей Верины я наткнулся на почтовую открытку. Она была датирована двумя месяцами спустя после смерти Долли, на Рождество, из Парагвая, и гласила следующее: Как мы здесь говорим – Filiz Navidad – с Рождеством. Скучаешь ли ты по мне? Моррис.
И я вспомнил, читая эту открытку, как иногда далеко был ее взгляд, устремленный куда-то вдаль, как ее слегка затуманенные глаза смотрели мимо собеседника. И в тот день, на свадьбе, ее глаза были неожиданно влажными, но и взор ее был наполнен какой-то внутренней силой – надеждой?
– Должно быть, это будет очень долгое путешествие, я тут решила кое-что распродать из своего имущества. Мы могли бы отправиться на корабле, ты тоже никогда не видел океана.
Я сорвал веточку дикого винограда, что змеился по ограде, и разорвал ее в клочья. Этот жест не остался незамеченным Вериной.
– Ах, ну да… – сказала она, несколько сбитая с толку, и затем уже более деловым голосом спросила: – Да, кстати, а что ты бы хотел в этой жизни?
Где-то ближе к сентябрю я позвонил судье, попросил его о встрече, надо было попрощаться с ним. Чемоданы уже были запакованы. Амос Легран постриг меня на дорогу.
– Смотри там аккуратнее, Коллин, дай им жару.
На мне были новый костюм и новые туфли.
– Да ты ли это тот самый Коллин Фенвик?! – воскликнула миссис Каунти. – Адвокатом, наверное, станешь? Ты уже на него похож. Нет, дорогой, я тебя целовать не буду, а то замараю твою красоту… а ты пиши нам обязательно, ладно?!
В обители мисс Белл мне сказали, что судья уже куда-то вышел. Я нашел его на площади, и старая, прячущаяся доселе где-то в тайниках моего сердца боль слегка коснулась меня – высокий сухощавый старик, с цветком розы в петлице пиджака – он сидел на скамье среди других болтающих, подремывающих, чего-то ждущих ветеранов нашего города. Он взял меня за руку и отвел в сторону, потом мы немного прошлись с ним по нашим улочкам, он рассказывал мне веселые истории о своих студенческих годах. И так мы оказались на дороге, ведущей в Приречные леса. Вот она, эта дорога… а там дальше – дерево-дом. Я закрыл глаза, чтобы зафиксировать в своей памяти эти образы, ибо я не особенно-то и верил, что вернусь когда-нибудь сюда, и я не мог предвидеть того, что эта дорога и дерево-дом будут преследовать меня всюду и всегда…
Казалось, что никто из нас двоих не знает, куда мы бредем. Мы взобрались на кладбищенский холм. Оттуда открывался вид на все, что лежало вокруг нас. Мы, рука об руку, спустились на луг индейской, уже припеченной летом сентябрьской травы. Волны цветовых оттенков перекатывались по поющим стеблям и листочкам, и мне вдруг захотелось, чтобы и судья услышал, и слушал песни, о них Долли когда-то мне сказала – это луговая арфа, она расскажет вам истории тех, кого нет уже с нами… И мы слушали…
Примечания

1
Передайте ложку (франц. – англ.).

2
Я устала (франц.).

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43