– Когда ты повзрослеешь? – как-то возмутился он. – Когда ты перестанешь изводить себя?
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – вяло ответила она, а он раздраженно хмыкнул.
– Да нет же, знаешь. Ты точно знаешь, о чем идет речь. – Губы его искривились. – Ты только в дневные часы изображаешь такое равнодушие ко мне. А ночью… – Он с удовольствием наблюдал, как краска заливает ее лицо. – Нет, моя сладкая, ты так же мечтаешь о моих объятиях, как я о твоих. Лишь твое упрямство и гордость не позволяют тебе признать это.
Лиза отвернулась не в силах выдержать этот насмешливый взгляд. Она боялась, что он вновь поцелует ее, как минуту назад, и она не устоит, потому что все ее существо жаждет этой ласки.
Он говорил правду. Лишь ночью, когда темнота окутывала нее вокруг, могла она забыть о том, что их разделяло, и полностью отдаться сжигающей ее страсти.
Если бы не дружба с Люком, она не выдержала бы жизни в Фарли. Как же хорошо ей было в коттедже! Там ее обволакивал умиротворяющий покой, художник всегда чутко реагировал на малейшее изменение в ее настроении. Обычно она отдыхала, он рисовал, они старались не нарушать тишину, лишь изредка перебрасываясь парой слов.
– Ты очень бледная, – заметил Люк, когда Лиза заглянула к нему в очередной раз. Он добавлял последние штрихи к новой работе, стоя на заднем дворике. Это был вид Крейвен-Муэрс, роскошного верескового края, простиравшегося от домика до самого горизонта. – Ты слишком много на себя взвалила, надо чаще бывать на воздухе в такую погоду.
– А мне хотелось бы делать еще больше, в работе время проходит незаметно. – Она задумчиво смотрела куда-то вдаль.
Люк вопросительно взглянул на нее:
– Время для тебя течет медленно? В твои-то годы? Обычно молодежи его не хватает.
Лиза поделилась с Люком своими соображениями:
– Я не принадлежу к поколению, о котором ты говоришь. Я ни то ни се, где-то посередине: юность давно прошла, но в душе я все еще семнадцатилетняя растерянная девчонка.
– Наверно, ты еще не нашла себя. – Его голос звучал тихо. – Некоторым это вообще не удается. Зрелость к возрасту не имеет никакого отношения. Осознать себя, понять свое предназначение всегда трудно.
Лиза расположилась на траве у ног художника, устремив на него пытливый взгляд ясных, широко распахнутых глаз.
– А ты познал счастье, Люк?
Он долго молчал, собираясь с мыслями.
– Счастье, – задумчиво проговорил он, – каждый понимает по-своему. Поэт Роберт Браунинг выразил это так:
Дано ли счастье познать
Всем нам, блуждающим во мраке.
Что было или быть могло – уж чуждо нам.
Оставим же бесплодные скитанья,
Нам остается лишь одно:
Сегодняшним жить, волю явить,
Мечту в реальность превратить.
Человек учится быть в согласии с самим собой, принимать то, что невозможно изменить, и извлекать из этого максимум пользы. У меня есть моя живопись, я приспособился к тому образу жизни, который для себя создал.
– Но ты самодостаточный человек, – подчеркнула она. – Тебе никто не нужен.
– Так говорила и моя жена, – спокойно ответил он. – Это неправда, конечно. Самодостаточность не может быть абсолютной.
Лиза была удивлена.
– Я не знала, что ты женат.
– Уже нет.
– Что случилось? – участливо спросила она.
– Жена объяснила мне, что я должен выбрать что-то одно: ее или искусство. Моя страсть к живописи оказалась сильнее. Вот и все.
– А нельзя было пойти на компромисс?
– Айлин не захотела этого. Я нужен был ей лишь на ее условиях или вообще никак. – Он криво усмехнулся. – Но ее нельзя винить. Что хорошего у нее было за шесть лет брака со мной? Жизнь в нашем отеле, плохие отношения с моей матерью, долгие холодные вечера в одиночестве… А я был поглощен своими переживаниями, которые она не могла и не хотела понять. Когда я объявил, что хочу продать отель, она вообразила, что мы начнем все заново. Она никак не могла уяснить, почему наличие денег ничего не меняет в нашей жизни. Меня интересовало лишь одно: кто я и кем я хочу быть. – Он пожал плечами. – Мы разошлись, а потом развелись. Это было единственно правильное решение. Ей вообще не надо было за меня выходить. Это была ее ошибка.
– Потому что ты не любил ее?
– Нет, не поэтому, – ответил он прямо. – Она недостаточно любила меня и ничего не хотела сделать, чтобы мы сблизились.
– Но это нечестно! – внезапно бурно отреагировала Лиза. – Брак – это общее дело, обе стороны должны предпринимать совместные усилия.
– Брак, дитя мое, изобрели женщины, и бремя ответственности за исправное функционирование этого сложного социального института целиком лежит на них. Нечестно… конечно, нечестно. Но этот мир принадлежит мужчинам, и мы очень эгоистичны. Для тебя любовь – это все, а для мужчины лишь часть жизни. Женщина, только научившись принимать этот факт, становится зрелой.
Он внезапно переменил тему разговора:
– Ты будешь мне позировать?
– А ты действительно хочешь этого? – нерешительно спросила Лиза.
– Я уже дано отвык говорить женщинам комплименты, Лиза, это замечательно, что в тебе совершенно нет тщеславия.
– Почему ты хочешь писать именно мой портрет?
– В тебе есть то, что я мечтаю запечатлеть на полотне, если сумею. – Он бросил взгляд на часы. – Начало третьего. Мы могли бы начать прямо сейчас.
– Хорошо, как хочешь.
– Отлично! – Люк снял с мольберта законченную картину. – Я отнесу это в дом, пусть просохнет, и возьму, что мне нужно. Ты мне поможешь, и мы переберемся на берег реки.
Через десять минут они были на месте, которое облюбовал художник. Лиза замерла в восхищении: две ивы склонились над водой, уронив свои нежные пряди в бурлящий поток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42