Они могут передвигаться даже быстрее, чем обычная весельная лодка, и гораздо удобнее для морских переходов при умеренно плохой погоде; именно мысль об этом прибрежном чуде привела сюда Саймона.
Хозяин причала вышел навстречу при их приближении, засияв при виде клиента.
– Че беллиссимо джорно, синьоре! Che belissimo giorno (итал.) – прекрасный день.

Прекрасный вечерок для поездок в «москоне»! Это лучшее время дня!
– Уже поздно, – с сомнением сказал Саймон. Любое проявление спешки могло вызвать подозрение и повод вспомнить о них позднее. – И солнца уже не будет.
– Впереди еще половина дня! – запротестовал сицилиец, воздевая руки к небу в подтверждение своих слов. – А когда солнце заходит, самое удовольствие и прохлада. К тому же для вас совсем даром!
– Сколько?
Немилосердно поторговавшись, они, наконец, договорились о таксе на часы, остававшиеся до сумерек. Саймон заплатил сверху.
– Если мы вдруг немного запоздаем, – сказал он, многозначительно подмигнув, – не стоит беспокоиться.
Хозяин оскалился, дав понять, что все понял.
– Капито! Грация! Э буна сорте! Capito! Grazie! E buona sorte! (итал.) – Понятно! Благодарю! Желаю удачи!


Саймон подал руку Лили, которая заняла свое место, и помог хозяину столкнуть велосипед на воду; ловко вскочил на него сам, взялся за руль, направив велосипед на запад, и они синхронно заработали педалями.
И вот теперь ему пришлось напрячься, чтобы сдержать взрыв смеха. За ним остался город, кишевший прислужниками Дестамио. Они теперь явно прочесывали вокзал и автостанцию, если сам Дестамио серьезно не пострадал в столкновении с автобусом, он мог организовать блокаду всех дорог и тропинок, не исключая, разумеется, порта; но Саймон готов был побиться об заклад ценой собственной головы, что он все-таки нашел единственный возможный выход, о котором даже такой прожженный тип, как бывший Дино Картелли, никогда бы не подумал.
– Разве Катанья в той стороне? – спросила вдруг Лили.
– Ты умница, – заверил он. – Наш курс на Палермо. Этот человек должен видеть, что мы плывем туда. Только ты и я должны знать, куда мы плывем на самом деле.
Когда они удалились достаточно далеко и их лица уже было не разглядеть с берега, но не настолько, чтобы подумать, что они уплыли насовсем, Саймон взял курс вдаль берега, вглядываясь в него в поисках подходящего места. Вскоре он его нашел. Маленькую бухточку с песчаным пляжиком в форме полумесяца, чуть шире, чем длина «москоне», окруженную крутыми скалами футов двадцати и более высотой, у подножия которых пенился прибой, так что доступ в нее был только со стороны моря. До ближайшего публичного пляжа было не менее мили. Саймон направился туда, по мере приближения все больше убеждаясь в ее удобном положении, и крутил педали то тех пор, пока поплавки не ткнулись в песок. Он вскочил, подал руку Лили, чтобы помочь ей удержать равновесие, когда она прошла по понтону и спрыгнула на берег, не замочив ног, потом вытащил велосипед подальше на сушу, чтобы его не унесло шальной волной, забрал набитую сумку и, усевшись выше линии прилива, поставил ее рядом с собой.
Лили недоуменно смотрела на него.
– Ты что, собираешься здесь остаться?
– Только до захода солнца. Потом вернемся, обогнем Чефалу и поплывем дальше в Катанью. Нам нужно отплыть подальше, чтобы миновать оцепление, выставленное Алом, и высадиться на берег под покровом ночи.
Он похлопал рукой по песку, приглашая ее занять место рядом с ним.
– У нас тут приятный холодок и все что нужно, чтобы не умереть от голода и жажды. Почему бы нам этим не воспользоваться?
Она нехотя села, а Саймон тем временем открыл бутылку вина, которая, плотно завернутая, лежала на дне сумки, защищенная от жары и солнца, и наполнил пластиковые стаканчики, которые негоциант не преминул включить в счет.
– Теперь мы в одинаковом положении, Лили, – сказал Святой. – Но ничего, прорвемся. Только держись меня. Я не могу себе простить, что ты из-за меня разошлась с Алом. Но постараюсь тебя отблагодарить.
Она окинула его долгим, непроницаемым взглядом, за которым прямо слышался скрежет шестеренок примитивной счетной машинки. Ей были подвластны только простейшие арифметические действия, но побочные результаты могли далеко выйти за эти границы.
Саймон терпеливо ждал.
– К черту Аля, – наконец сказала она. – Ты мне нравишься больше.
А когда еда и вино стерли теплую краску, губам ее вернулась свежесть лепестков розы.

3

Когда короткие сумерки сменились ночной тьмой, Саймон встал и отряхнул брюки.
– Все хорошее когда-нибудь кончается, – грустно сказал он. – Все было чудесно, но нам пора.
Стало прохладнее, так что он с удовольствием натянул полосатую тенниску, пока Лили приводила себя в порядок. Достал сандалеты из сумки, отнес ее в «москоне» и положил между сиденьями. Потом, приподняв нос ближнего поплавка, толкал велосипед до тех пор, пока он не оказался на воде.
Лили спустилась к воде.
– Минутку, – вежливо сказал он.
Она остановилась, он тем временем влез в «москоне» и устроился на правом сиденье. Ноги поставил на педали и быстро сделал несколько оборотов назад, сразу удалившись от берега.
– Мне очень жаль, что я должен это сделать, Лили, – сказал он. – Взять тебя с собой я не могу. Если будет холодно, заройся в песок, он согреет. Утром тут будет полно народу, и если покричишь, кто-нибудь приплывет. Не советую карабкаться на скалы в темноте – обувь у тебя неподходящая, еще ногу сломаешь.
– Ты с ума сошел! – завопила она.
– Это мне уже говорили. А кое-кто даже думал, что меня можно одурачить глупейшими россказнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57