Где свидетельские показания? Где данные медицинского освидетельствования? Почему я узнаю обо всем этом только теперь?
- Значит, факта изнасилования вы не признаете. - Не принимая контраргументы, следователь взглянула на часы, она явно куда-то торопилась. Хорошо. А как вы объясните, что кроме этого на вас поступило еще три заявления, и по той же статье?
- Разрешите взглянуть, - молодой человек недоверчиво поджал губы.
Лицо хозяйки кабинета приобрело сонное выражение.
- Прошу.
Серая бумага, катящиеся круглые буквы - по всему видно, под диктовку писалось.
"...познакомились с ним в парке, спустя полчаса он предложил мне вступить в интимную близость. Когда я отказала, ко мне было применено грубое насилие... Половая близость в извращенной форме..."
Подследственный категорично отодвинул бумаги.
- Вранье. Таких не знаю.
- Да только они вас откуда-то знают, - бумаги профессионально быстро исчезли в папке с веревочными тесемками. - Значит, вы отказываетесь?
- Да.
- А как же со свидетельскими показаниями? Кстати, вот и они.
Впрочем, свидетельские показания, явно сфабрикованные так же, как и заявления "потерпевших", можно было и не читать. Стало очевидно - если уж его, пока еще подследственного, хотят посадить по одиозной 117-й статье, то посадят наверняка.
И надо же - целых четыре изнасилования... Хорошо еще, что не всех одновременно.
Хозяйка кабинета вновь посмотрела на часы, заерзала и, раскрыв папку, произнесла:
- Следствию необходимо еще раз уточнить анкетные данные.
- Хорошо, - молодой человек взглянул на нее с явной ненавистью.
- Фамилия?
- Солоник.
- Имя-отчество?
- Александр Сергеевич.
Дешевая ученическая авторучка следователя что-то пометила в папке.
- Значит, после окончания школы поступили в техникум, призвались, проходили службу в Группе Советских войск в Германии, потом перевелись в техникуме на заочное отделение, работали в милиции, получили направление в Горьковскую высшую школу милиции, откуда вас отчислили за аморальное поведение... Затем - автоколонна, служба во вневедомственной охране, после увольнения, работа на спецкомбинате. Все правильно? - говорившая взглянула не на собеседника, а поверх его головы.
- Да, - анкетные данные уточнялись в который уже раз.
- Вот и хорошо. Гражданин Солоник, - следователь поднялась более поспешно, чем требовалось, - вопросов к вам больше нет, вы свободны.
- Простите, а как же очная ставка? Как же медицинское освидетельствование? Откуда вообще эти три взялись? - забеспокоился тот, кого только что назвали гражданином Солоником. - Я ведь сам в милиции служил, знаю, что такое закон.
- Не учите прокуратуру вести следствие, - отрезала хозяйка кабинета. - А то, что вы служили в органах внутренних дел, мы учли. По такому обвинению вас вполне могли поместить в изолятор временного содержания, взамен взята подписка о невыезде. Все, свободны. На суд явитесь по повестке, в противном случае будете подвергнуты насильственному приводу.
И равнодушно отвернулась, давая понять, что беседа завершена.
Подследственный вздохнул, пробормотал нечто невнятное и вышел из кабинета.
Он двинулся по устланному потертой ковровой дорожкой коридору, мимо дверей служебных кабинетов с картонными табличками, вдоль облупленных стен, в густом запахе слежавшихся бумаг, пыли, плесени, сырости и еще чего-то нежилого, какой обычно бывает лишь в присутственных местах...
Вышел из подъезда, с удовольствием вдыхая свежий воздух, осмотрелся...
- А-а-а, Солоник? - неожиданно услышал он над самым ухом.
Молодой человек обернулся - прямо на него шел невысокий чернявый мужчина. Выбритые до синевы щеки, короткая прическа, маленькие, глубоко посаженные глазки... Несмотря на штатскую одежду, можно было с полной уверенностью сказать: это - ментовский оперативник.
Опер смотрел на молодого человека снисходительно, с явным превосходством.
- Ну как дела? - спросил он, закуривая.
Резкий дым дешевой "Примы" ударил в ноздри, и посетитель прокуратуры брезгливо поморщился.
- А тебе какое дело?
- Мог бы помочь... Может быть, договоримся?
- А пошел ты в жопу, пидар дешевый, - душевно посоветовал молодой человек.
Наверняка за свою многотрудную службу мусорскому оперу доводилось выслушивать в свой адрес и не такие пожелания, даже не единожды на дню, и потому он не обиделся: видимо, привык за годы службы.
А потому, выдохнув в лицо молодого человека табачный дым, он лишь ухмыльнулся.
- Зря ты так... Ничего, когда тебя на зоне блатные в очко трахнут, вспомнишь, как меня в эту самую жопу посылал...
Нет ничего печальней, чем несоответствие возможностей и желаний, особенно, если желания берут верх.
Устремления, цели, смелые планы на будущее - что может быть естественней, если тебе чуть больше двадцати, а ты только что дембельнулся из армии и уверен в себе, если у тебя есть на то все основания?
Горизонты кажутся безграничными, небо над головой - безоблачным и чистым. Рисуешь мысленные перспективы все смелей и смелей и видишь себя где-то далеко отсюда, с карманами, полными коричневых хрустящих сторублевок, разъезжающим по столичным бульварам на приличной тачке в окружении доступных и красивых женщин, сильным и всемогущим...
А о чем еще мечтать в Кургане? Впрочем, жизнь в затхлой провинции, где распитие "Портвейна-72", культпоходы в "стекляшку" с непременно победной дракой кажутся пределом возможного, не способствует иному пониманию ценностей бытия.
И, естественно, Саша Солоник - плоть от плоти курганский - не являл собой исключение.
Единственный ребенок в семье железнодорожника и медсестры, казалось, ничем не выделялся среди сверстников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15