Центр и правый фланг он сосредоточил у Нахль-Мобарека и послал египетскую артиллерию отрезать туркам дорогу на Янбу. Затем он открыл огонь из двух собственных пятнадцатифунтовок.
Расим, сирийский офицер, в прошлом командир батареи в турецкой армии, управлял этими пушками и превратил их выстрелы во внушительную демонстрацию. Пушки прислали в подарок из Египта, где полагали, что для диких арабов пригодна всякая старая дрянь. У Расима не было ни прицельных приспособлений, ни дальномеров, ни таблиц стрельбы, ни разрывных снарядов. Он мог бы брать прицел до шести тысяч ярдов, но взрывные трубки его шрапнелей являлись древностями еще времен бурской войны, совершенно заплесневевшими, и если они даже разрывались, то иногда еще в воздухе, а часто даже при прикосновении. Однако, если бы дела приняли дурной оборот, он не мог бы увезти все снаряжение, и потому брал все быстротой и натиском, покатываясь от смеха над таким способом ведения войны, а арабы, видя веселость командира, сами воодушевлялись.
– Хвала Аллаху, – сказал один из них, – это настоящие пушки. Важно, чтобы они шумели!
Расим клялся, что турки погибали кучами, и ободренные его словами арабы с жаром бросились в атаку.
Дела шли хорошо, и у Фейсала появилась надежда на решительный успех, когда внезапно левый фланг заколебался и остановился в нерешительности. Под конец он показал спину неприятелю и беспорядочно отступил к лагерю. Фейсал, находившийся в центре, галопом примчался к Расиму и крикнул тому, что племя джухейна разбито и что он должен спасать пушки. Расим запряг их и пустился рысью прочь. За ним устремились войска. Фейсал и его челядь составляли тыл, они осмотрительно двинулись к Янбу, оставив на поле битвы племя джухейна под начальством его вождя, ишана Абд эль-Керима, моего прежнего проводника.
Когда я дослушивал этот печальный конец и вместе с Фейсалом проклинал измену братьев Бейдави, у дверей поднялась суматоха, и Абд эль-Керим пробился сквозь толпу рабов, кинулся к балдахину, поцеловал в знак приветствия шнуры головного покрывала Фейсала и сел возле нас. Фейсал, затаив дыхание, взглянул на него и спросил:
– Ну, как?
Абд эль-Керим рассказал про смущение, возникшее при внезапном бегстве Фейсала, и про то, как он с братом и доблестными соплеменниками всю ночь сражались с турками, одни, без артиллерии, пока не стало невозможным удерживать пальмовую рощу, и им также пришлось отступить. Его брат, с половиной всех мужчин племени, как раз входит сейчас в ворота города. Остальные рассеялись вверх по Вади-Янбу в поисках воды.
– А зачем ты отступил к лагерю в тылу нас во время битвы? – спросил Фейсал.
– Только для того, чтобы приготовить себе чашку кофе, – сказал Абд эль-Керим. – Мы сражались от восхода солнца до сумерек, очень устали и очень хотели пить.
Мы с Фейсалом покатились со смеху. Затем мы пошли посмотреть, что можно было предпринять для спасения города.
Янбу на вершине гладкого кораллового рифа возвышался приблизительно на двадцать футов над морем и с двух сторон омывался водой. Другие две стороны смотрели на ровные пространства песков, лишенных на многие мили всякого прикрытия и совершенно безводных. При дневном свете, защищаемое артиллерийским и пулеметным огнем, это место должно было быть неприступным.
Артиллерия прибывала каждую минуту. Бойль, как и обычно, сделал больше, чем обещал, и менее чем в двадцать четыре часа сосредоточил возле нас пять военных судов.
Арабы шумно радовались, видя большое количество судов в гавани. Они обнадежили нас, что в дальнейшем паника не повторится, но чтобы быть вполне спокойным, им нужно возвести нечто в роде валов средневекового образца для защиты. Поэтому мы возле рассыпающейся городской стены воздвигли вторую, промежуток между ними заполнили землей и стали их укреплять, пока наши бастионы XVI века не стали неуязвимы для ружейных пуль и, возможно, для турецких горных орудий. Перед бастионами мы протянули колючую проволоку.
Впоследствии мы слышали, что турки упали духом при виде огней кораблей, заполнявших всю гавань и шаривших сверкающими прожекторами по местности, которую туркам предстояло пересечь. Итак, они повернули назад, и в ту ночь, я считаю, они проиграли войну.

Фейсал устремляется на север

Полковник Вильсон приехал в Янбу, чтобы убедить нас в необходимости немедленно напасть на Ваджх, ближайший от Янбу порт на севере, откуда турки угрожали тылу Фейсала. Если бы мы внезапно повернули туда, инициатива перешла бы к нам.
Фейсал, если он с чем-нибудь соглашался, брался за осуществление плана со всем, свойственным ему, пылом. Он поклялся, что выступит немедленно, и в день Нового года мы с ним совместно обсудили значение предстоящего передвижения для нас и для турок.
Фейсал намеревался взять с собой почти всех людей племени джухейна, а также достаточное количество людей племени гарб, билли, атейба и аджейль, чтобы придать войску разноплеменный характер. Нам нужен был этот поход, как своего рода заключительный акт войны в Северном Хиджазе, чтобы о нем пошел слух вдоль и поперек всей Западной Аравии.
Фейсал нервничал из-за того, что ему приходилось покинуть Янбу, необходимый ему до сих пор как база и второй морской порт Хиджаза. Когда мы обдумывали дальнейшие способы его защиты от турок, мы вдруг вспомнили об эмире Абдулле. У него было около пяти тысяч нерегулярных войск и несколько пушек и пулеметов. Фейсал предложил, чтобы тот двинулся к Вади-Аис, исторической долине источников, лежавшей лишь на сто километров северней Медины и представлявшей собой непосредственную угрозу железнодорожной связи Фахри с Дамаском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31