.. Еще он лошадей любил и ценил людей, которые лошадей уважают... Один молодой конюх, форменный щенок, уснул с папиросой в конюшне. Конюшня огнем занялась, а сушь. Конюшня как факел горит. Товарищ Гуляев сам коней из горящей конюшни спасал. И щенок тот, молодой конюх, тоже. Оба сильно обгорели. Рядом лежали в больнице. Товарищ Гуляев того молодого щенка от суда спас и сказал ему:
"Колька, после больницы в сельскохозяйственный техникум ступай. Ты хорошим сельским хозяином будешь. А что проспал один раз, то на будущее недосыпать тебе никогда. Забота тебе спать не даст". Ты, Гришка, когда встретишь нашего председателя, Подковырина Николая Евдокимовича, приглядись. Он всегда с красными глазами. Они у него от того пожара красные и от недосыпания. Колхоз он ведет строго. Говорят, каменные дома с паровым отоплением строить нацелился. По проекту известного архитектора В. С. Маслова.
- А товарищ Гуляев? Он, что ли, помер?
- Как помер? Товарищ Гуляев помер?! Ну бестактный ты, Гришка, ну беспардонный! Он же с Пашкой нетрясучий транспорт испытывал! - Дядя Федя задышал шумно, выпустил с этими вздохами все слова, вредные для педагогических целей, и продолжил: - Когда Подковырин выучился и себя проявил, товарищ Гуляев собрал свой мешок солдатский и ушел поутру. Одни говорят, что ушел он искать Весеннюю землю. А зачем ему - она у него давно найдена. Она в нашей местности. Сильной красоты земля... Я-то знаю, и Пашка знает - пошел товарищ Гуляев сначала на Кавказ, к нашему однополчанину Нодару Чхатарашвили, сердце у Нодара больное. Потом товарищ Гуляев в Рязань пошел, потом в Латвию, потом в Моздок и Сарыкамыш, потом посетил острова Гулевские Кошки и город Прокопьевск. Всех своих бойцов обойдет и придет назад. Здесь его место - его последний край...
ВЧЕРА, СЕГОДНЯ И ЗАВТРА
Когда Гришка снова явился к художнику-живописцу Мартиросяну позировать, спросил с порога, вежливо поздоровавшись:
- Вы знаете, где Весенняя земля?
- Знаю, - ответил художник.
- Почему же вы другим не говорите, как туда попасть?
- По той дороге, по которой я шел, уже никто туда попасть не сможет. Туда каждый свою дорогу ищет.
- Найти бы, - сказал Гришка и размечтался.
Художник сказал:
- Вот так. Хорошо. Теперь ты сам на себя похож. В самый раз писать красками. - Он посмотрел на Гришку пристально, набрал на широкую кисть голубой краски, кинул ее в то место, где были намечены Гришкины глаза. Глаза, - сказал художник Мартиросян. - Вот это очи.
Однажды радостная девушка-физкультурница, вернувшаяся в Ленинград с победой, подняла Гришку на вытянутых руках и спросила:
- Зачем тебе столько глаз?
- Всего два, - сказал Гришка.
Девушка вздохнула мечтательно:
- Мне бы такие! Они выходят за рамки.
Глаза у Гришки были большие. На лице они помещались, конечно, еще оставалось место для носа и для веснушек, но удивление перед жизнью светилось в них так ярко, что Гришкины глаза действительно выходили за рамки, как иногда под влиянием атмосферы становятся громадными голубыми лунами простые уличные фонари.
- Вчера, сегодня и завтра, - пробормотал художник.
А Гришка спросил:
- В чем дело?
- В том, что искусство - это вчера, сегодня и завтра. - Художник Мартиросян вытер кисть заляпанной красками тряпкой. - Кажется, все, сказал он. - Вернее, все на сегодня.
Гришка подошел к портрету и вздрогнул. Смотрел на него с полотна вчерашний Гришка, худенький, и сегодняшний, исцарапанный. Чувствовалась в сегодняшнем крепнущая становая ось. И завтрашний, задумчивый, непонятный для Гришки. Художник пошел кисти мыть на улицу, чтобы не налить скипидара на пол. А Гришка все смотрел на портрет.
На заднем плане земля вздымалась горбом, словно в самом начале взрыва. И по этой земле бежали лошади, совсем синие. Синий цвет, чистый и прямодушный, незамутненно разгорался в Гришкиных потемневших глазах.
- Слышь, - сказал Гришка портрету. - Давай поменяемся ненадолго. Ты сюда, а я там побуду.
- Залезай, - сказал Гришка с портрета.
ЗАЧЕМ ЖЕ ТОГДА СПРАШИВАЮТ...
Синие кони умчались.
Бугор опал, превратившись в ровную светлую землю.
- Почему так? - спросил настоящий Гришка.
- Потому, - ответил Гришка, вылезший из портрета. - Кроме вчера, сегодня и завтра, существует еще послезавтра. Но это не все разглядеть могут сквозь туман своих личных желаний.
"И этот говорит непонятно, - подумал Гришка. - И вообще он мало на меня похож. Меланхолик какой-то".
Пошел Гришка в деревню. А она другая - послезавтрашняя. Каменная, с чистыми скверами, плиточными тротуарами. Вместо деревянной столовой просторное кафе с летней верандой. На стеклянном клубе афиша красным по белому: "Гастроли знаменитого певца баритона Пестрякова Валерия". А у афиши взрослая Лиза стоит в медицинском халате. Шепчет грустно:
- Валерка-то Пестряков... Вот обрадуется, меня увидит... Может быть, и Гришка придет. Все соберемся...
В березах молодые воробьи галдят. Только и слышится:
- Иммануил Кант... Шопенгауэр... Заратустра...
- Григорий! Рад вас увидеть! Познакомьтесь - моя семья. Умные, чертенята. - Мухолов Аполлон спустился на нижнюю ветку. Был он уже плешивым и толстобрюхим. - А вы, Григорий, не изменились. Странный феномен...
- Это я еще маленький, - объяснил Гришка. - А вот кем я буду, когда вырасту? Вы не знаете, случаем? - задал Гришка такой вопрос и вывалился на пол.
Над ним стоял художник-живописец Мартиросян.
- Некоторые думают, что им все позволено, - говорил он сердитым голосом, похожим на дяди Федин. - Досадно... - Художник смочил губку скипидаром, принялся смывать Гришкин портрет. Падали синие капли на скобленый пол. Гришка на улицу выскочил, чтобы не видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29