"
"Какую гайку?" - спросилось в его голове.
"А вот эту".
Гайка лежала возле сахарницы. Небольшая, железная, совсем новая.
Гришка бросил ее в стакан.
Крутится гайка, в стеклянные стенки тюкает, но не тает.
"Наверно, я недолго кручу, - думает Гришка. - Гайка крепкая, не сахар. Нужно ее крутить подольше".
Гришка сел поудобнее, вздохнул несколько раз поглубже, чтобы сон прогнать, и принялся без устали крутить ложкой в стакане. Сам думает: "Может быть, сочинить сказку про девочку Лизу? Собирает Лиза по утрам росу с одуванчиков, потому у нее такие волосы легкие. Уж это, наверное, сказка..."
- Крутишь? - услышал Гришка вопрос с подковыркой.
- Кручу. - Гришка поднял глаза от стакана и увидел: стоит возле печки гражданин с чемоданом, то ли усталый очень, то ли больной. Щеки выбриты наспех - в глубоких морщинах будто пепел скопился. Волос у гражданина на голове мало, но не то чтобы лысый.
- Не признал? - спросил гражданин. И сам ответил печально: - Не признал... Раньше я на них смахивал, на Пашку и на Федьку.
- Точно, - сказал Гришка, раскрыл глаза до ломоты в висках, чтобы сон прогнать окончательно. - Есть отдаленное сходство. А вот дядя Павел и дядя Федя очень похожи.
- Именно, - кивнул гражданин. - Они же товарищи - не разлей вода. Они отчего похожи? От сходства мыслей и интересов, а также от верной дружбы.
- А вы? - спросил Гришка.
- Я дядя Вася. Ихний бывший приятель. - Дядя Вася поставил чемодан на пол, поежился и погрел руки, подув на них, словно на дворе дождь и холод, а не теплый летний вечер.
- Что с вами? - спросил Гришка. - Болеете? - Это он вслух спросил, а про себя подумал: "Может быть, сочинить сказку, в которой Пестряков Валерий победит все болезни..."
- Отболел уже, - сказал дядя Вася. - Продрог я. На открытой попутке ехал. Ветер в лицо, сам понимаешь. Теперь грущу и тоскую. Пашка - он не тоскует. Федька - тот вообще оптимист. А я грущу и тоскую. Мерихлюндия у меня хроническая - от прошлой веселой жизни на разговор тянет.
Гришка из деликатности про мерихлюндию расспрашивать постеснялся.
РАЗЛУКА ТЫ, РАЗЛУКА
Дядя Вася прошмыгнул от печки к столу. Некоторое время скромно сидел, нагрузив на ладонь печальную голову. Потом развалился, задрал ногу на ногу.
- "Разлука ты-ы, разлука - чужая сторона..." - запел он и объяснил: Все у меня от нее, от гайки. Не подкручивал. Разболталась она и упала где-то на путях-дорогах.
- Как не подкручивали? - спросил Гришка. - А дядя Павел, а дядя Федя?
- Эти подкручивали... Окаянная гайка. Она, брат, внутри. Бывало, есть хочется. Сидишь, как крокодил в дистиллированной воде. Ничего в голову не идет. Одни грезы о колбасе розовой, огурчиках пупырчатых. Севрюга, зелеными листочками разукрашенная, проплывает мимо с громкой усмешкой. И шпроты недоступные, как скифское золото... Пашка подкрутит гайку свою потуже - и за учебники. Федька тоже подкрутит - и каким-нибудь делом займется. Чувство долга у них. А мне на такое - тьфу! Я никому не должен. Отсек, и все тут... И чего я сюда приехал? И зачем меня понесло?
- "Мы конная Буденного, и про нас... - запели в комнате. Звук дошел через дощатую перегородку приглушенно, но чисто: - ...былинники речистые ведут рассказ..."
Дядя Вася прыгнул от стола к печке, на шесток взгромоздился и как бы усох от дыхания углей.
- Не говори, что я тут, если выйдут, - попросил он, спрятавшись за чугунок с картошкой.
Когда песня в комнате кончилась, дядя Вася высунулся из-за чугунка, перемазанный в саже.
- Ишь глотки дерут. За столько-то лет не научились другие песни играть. - Дядя Вася на стол прыгнул, уселся на край, обхватив одно колено руками. - Что человеку нужно после яростного конного боя? Веселый звук гармошки, сытный борщ и богатырский сон с приятными сновидениями. А они? Гайки свои подкрутят: один носом в книжку зароется, другой возьмется седла чинить или в разведку пойдет добровольно.
- Какая же у них гайка? - вопрос Гришка задал.
Дядя Вася показал пальцем на стакан.
- Очень похожая на вот эту. А ты крути, крути. Может, ты ее растворишь и в окно выплеснешь, чтобы она пропала... Тает? - спросил он с надеждой.
- Сахар тает, - сказал Гришка. - Может, и гайка распустится. Правда, гайка - она покрепче.
КОГДА Б ИМЕЛ ЗЛАТЫЕ ГОРЫ
В комнате за перегородкой пошел разговор о поражениях и о победах. О стройках, разрухах и новых стройках.
Дядя Вася хотел было опять в печку прятаться, за чугун с картошкой, но, поколебавшись, пересилил себя, сплюнул через всю кухню на уголья и затянул:
- "Когда б имел златые горы и реки, полные вина..." Эх, любил я весело пожить! Гришка, Гришка, плюнь на эту гайку. Выплесни ее в окошко. Пусть ее дожди источат.
За перегородкой выделился густой голос академика дяди Павла:
- Эх, Васька, Васька...
Дядя Вася хихикнул каверзно.
- Эх, Пашка, Пашка, умный, да? Да у тебя мозгов - как у комара в хвосте, хоть ты и академик. - Это он тихо сказал, как бы любуясь собой. И пояснил: - На заводе работали мы втроем, на "Серпе и молоте". Горячий цех. Известное дело - металлургия. Наломаешься за день, как веник в парной, ополоснешь лицо - и на отдых в кинематограф. Семечки в зале лузгаешь. "Бонбоны" кушаешь в фантиках. С барышнями рассуждаешь обо всем красивом. Мороженое "Крем-инжир" полизываешь для прохлады. А он свою гайку подкрутит и опять учится. Рабфак закончил. Потом еще какую-то высшую науку прошел. И все мало... Федька - тот проще. Приходит в общежитие однажды, с лица весь суровый. "Достаточно, говорит, баста! Не лежит моя душа к металлургии перемен просит. Записался я, братцы, в морской гражданский флот. Буду голубые дороги осваивать под красным советским флагом". Пашка на него посмотрел, кивнул одобрительно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29