По крайней мере, эти глупые люди так думают. До Огасты, которой нужно вернуть детство. До Чарлза, который чувствовал себя обманутым старшим братом. Все это она поняла сама. Ей было дело и до Клодии, из-за которой между братьями образовалась пропасть и которая, определенно, знала об этом и расстраивалась, несмотря на все ее очаровательные улыбки. Ей было дело до Уильяма, которого, наверное, мучили угрызения совести. Только до Марианны и Ричарда ей не было дела, хотя их дети ей нравились.Да, ей было дело до всего. Глупая женщина. И ей было дело до этого мужчины. Этого несчастного бедного мужчины, который верил, будто сам распоряжается своей жизнью. Как же глупы бывают мужчины! Как они похожи на детей: шумят, обижают и пугают других, а сами такие беззащитные. Ее испугала его беззащитность в тот момент, когда он вскрикнул, а она поняла, что особый жар внутри ее вызвало изверженное им семя. Он выглядел таким потерянным. Она окутала его своим телом, чувствуя к нему всепобеждающую нежность, успокаивала его тихим шепотом, как будто он был маленьким мальчиком, который разбил коленку.– Все будет хорошо, – успокаивала она его, – все будет хорошо, дорогой!Дорогой! Оставалось только надеяться, что он не расслышал этого слова. Маркиз Стаунтон был не из тех, кого можно назвать дорогим. Или испытывать к нему материнские чувства. Именно в этот момент она не испытывала к нему материнских чувств.Он проснулся. Ласково провел рукой по ее спине, ягодицам, бедрам, потом рука скользнула между ног, поднялась вверх, к груди. Он погладил ее грудь, потом потер сосок большим пальцем.– М-м, – прошептала она.Никто не произнес ни слова. Он поднял ее ногу, положил себе на бедро, придвинул ее к себе и вошел в нее. Она была такой неопытной, такой наивной. Она не догадывалась, куда приведут его ласки. Она не могла подумать, что все может повториться так скоро, ведь они лежали на боку лицом друг к другу. Но потом она сжала внутренние мышцы, о существовании которых узнала лишь недавно, и почувствовала его восхитительную длину и твердость. И как глубоко он в ней. Он вышел и снова вошел в нее. Ей казалось, на свете нет более сладкого ощущения. Ей хотелось, чтобы это длилось вечно.Потом она уснула крепко и глубоко. Он положил ее ногу так, чтобы ей было удобно, и укрыл одеялом. Но он крепко обнимал ее, очень крепко. Их тела были вместе. Ей нужно уезжать, подумала она, погружаясь в сон. Нет причины оставаться. Он добился своего, их брак не может быть расторгнут. Он вышел из-под власти семьи, которая, как ему казалось, пыталась подавить его. А она должна уехать, снова вернуться к своей жизни, постараться жить счастливо со своей семьей на шесть тысяч фунтов в год.Но об этом она подумает завтра. * * * Ночью прошел небольшой дождь. Капли еще поблескивали на траве; холмы и деревья окутывал туман. Утро располагало к прогулке верхом. Маркиз Стаунтон стоял на мраморных ступенях перед парадной дверью, полной грудью вдыхая влажный прохладный воздух, и похлопывал хлыстом по голенищу.Этим утром на террасе серой мышки не было. Он оставил ее в постели. Рано утром он разбудил ее, чтобы заняться с ней любовью, а потом предложил поспать подольше. Она обняла его подушку и уткнулась в нее лицом. Она уснула прежде, чем он успел подоткнуть одеяло, чтобы ей было тепло.Он направился к конюшне. Он сошел с ума? Совсем лишился разума? Три раза за последнюю ночь, еще раз три ночи назад. Что, черт побери, он будет делать, если у нее будет ребенок? Если? Четыре раза, а он все еще думает «если»?Маркиз решил прогуляться, чтобы проветрить мозги и восстановить силы после бурной ночи. Он нахмурился. Какого черта она вздумала писать письма так поздно? Если бы не это, то ничего и не случилось бы. Он ведь уже решил не поддаваться искушению и не входить в ее комнату, чтобы предъявить свои супружеские права.Но его мрачные мысли были прерваны. Во дворе конюшни он встретил Чарлза. Тот уже сидел верхом на своем жеребце и сейчас выяснял, кто же из них главный.– Ты, значит, не забыл еще первые уроки верховой езды? – крикнул Энтони, входя во двор.Чарлз только сейчас заметил его. Он поднес руку к полям шляпы, приветствуя старшего брата.– Стаунтон, – сухо сказал он.– Заметно, что за прошедшие годы ты многому научился, – сказал маркиз. – Конечно, ты ведь кавалерийский офицер. Для тебя, наверное, ездить верхом так же привычно, как для других – ходить пешком.– Полагаю, любой настоящий джентльмен должен владеть искусством верховой езды, – заметил Чарлз. – Извини, Стаунтон. Мне нужно ехать.Маркиз остался стоять у ворот.– На утреннюю прогулку? – спросил он. – Я тоже собираюсь. Поедем вместе?Чарлз только пожал плечами.– Как хочешь, – равнодушно ответил он.«Во всем виновата моя вредная жена, – подумал маркиз, отказавшись от услуг конюха и самостоятельно седлая свою лошадь. – Эта маленькая ханжа с ее анализом характеров, моралью, утверждениями, что они все – одна семья». Когда в последний раз он навязывал свое общество человеку, который видеть его не желает? Может быть, этой малышке, которая никогда не была высокомерной с ним? Это она виновата в том, что у него появилась потребность поговорить с братом.– Ты был в действующей армии? – спросил он, когда они скакали бок о бок через поле к холмам.– Я был здесь, в резерве, – сказал Чарлз.– Вот как? – удивился маркиз и искоса взглянул на брата. «В ярко-красном мундире своего полка он, должно быть, неотразим, – подумал маркиз. – Трудно поверить, что брату уже не двенадцать лет».– Через месяц мы отплываем в Испанию, нас там ждут, – сообщил брат.– А его светлость не возражает? – поинтересовался маркиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68