– Мисс Инглби, – сказал он со вздохом, – я не могу вас больше слушать. Мне кажется, этот Гулливер – форменный осел. Вы со мной согласны?
Как герцог и ожидал, Джейн поджала губы. Заставлять ее вытягивать губы в ниточку – это стало одним из его развлечений. Ему почему-то нравилось сердить ее. Закрыв книгу, Джейн спросила:
– Вы полагаете, ему следовало бы растоптать этих маленьких человечков, поскольку он гораздо сильнее?
– Мисс Инглби, с вами так покойно… Вы делаете за меня буквально все, даже избавляете от необходимости формулировать свои мысли. Да-да, беседуя с вами, мне даже думать не приходится.
– Выбрать вам другую книгу?
– Нет уж, увольте. Зная вас, могу предположить, что ваш выбор падет на сборник псалмов. Нет, давайте лучше поговорим.
– О чем? – после непродолжительной паузы спросила Джейн.
– Расскажите о вашем приюте. О вашей жизни там. Девушка пожала плечами:
– Не могу рассказать ничего особенного.
«Должно быть, она действительно воспитывалась в каком-то очень привилегированном приюте, – подумал Трешем. – И все же приют есть приют».
– Вам там было одиноко? Вы чувствуете себя одинокой?
– Нет.
«Она совершенно не расположена исповедоваться», – думал Джоселин. В отличие от многих других женщин, для которых говорить о себе – сущее наслаждение, Джейн была удивительно сдержанна во всем, что касалось ее лично.
– Неужели? – прищурившись, спросил Джоселин. – Ведь вы росли без отца и без матери, без братьев и сестер. Если не ошибаюсь, вам сейчас около двадцати… И вы приехали в Лондон, хотя никого здесь не знаете. Приехали, чтобы попытать счастья. Похоже, не все у вас сложилось так, как хотелось бы, а поделиться своими печалями не с кем. Так неужели вы не чувствуете себя одинокой?
Джейн положила книгу на журнальный столик. Сложив руки на коленях, проговорила:
– Быть одной и быть одинокой – не одно и то же. Во всяком случае, для того, кто уважает себя и не скучает без общества. На мой взгляд, можно быть одинокой, даже имея мать и отца, а также братьев и сестер. Если человек недоволен собой, если не чувствует себя достойным любви – значит, он одинок.
– Верное наблюдение, – усмехнулся герцог. Джейн смерила его взглядом ярко-синих глаз.
– Я, кажется, попала в точку, не так ли?
Осознав, о чем его спрашивают, Трешем пришел в ярость, ему захотелось немедленно уволить сиделку. Ее наглость не знала границ. Она позволяла себе вторгаться в сферы, запретные даже для самых близких людей. Однако разговор тем и отличается от допроса, что предполагает вопросы с обеих сторон.
Но как сейчас разговаривать с сиделкой? Ведь он даже в беседах с друзьями никогда не затрагивал подобные темы.
– Мы с Ангелиной и Фердинандом всегда ладили, – пожав плечами, проговорил Джоселин. – Хотя в детстве постоянно дрались. Но думаю, все братья и сестры в детстве дерутся, особенно Дадли. Мы часто вместе играли и придумывали всякие шалости. Нам с Фердинандом не раз крепко попадало за то, что делала Ангелина, но мы вели себя по-мужски и не выдавали ее. Правда, потом наказывали сестру на свой манер.
– Вы полагаете, что Дадли более строптивы и упрямы, чем все прочие люди? – спросила Джейн.
Джоселин надолго задумался. Он думал о своих родственниках и своих предках. Думал о традициях рода Дадли и о той системе представлений, что сложилась задолго до того, как он, Джоселин, появился на свет.
– Если бы вы знали моего отца и деда, вы бы никогда не задали этот вопрос, – проговорил он наконец.
– И вам кажется, что вы должны всю жизнь поддерживать такую репутацию? Это ваш выбор? Или вы вынуждены играть несвойственную вам роль, потому что по воле случая родились старшим сыном и унаследовали титул?
Джоселин засмеялся:
– Если бы вы знали, какова моя репутация, вы бы и этот вопрос не стали задавать. Я не собираюсь почивать на лаврах предков. Я и сам добыл немало лавровых венков.
– Я знаю, что вас считают превосходным стрелком и фехтовальщиком. Знаю и о том, что вы участвовали в нескольких дуэлях. Полагаю, все поединки случались из-за женщин?
Джоселин сдержанно поклонился.
– Я знаю и о том, – продолжала Джейн, – что вы привыкли вступать в связь с замужними женщинами, что таинство брака для вас – ничто, что вам нисколько не жаль обманутых мужей.
– Вы, похоже, немало обо мне знаете, – насмешливо улыбнулся Трешем.
– Чтобы не знать об этом, надо быть абсолютно глухой, К тому же вы с презрением смотрите на всех, кто стоит ниже вас на социальной лестнице, а ведь таких большинство, и все они, по вашему мнению, рождены лишь для того, чтобы прислуживать вам.
– И они не заслуживают даже того, чтобы им говорили «спасибо», – с готовностью подхватил Джоселин.
– Вы привыкли заключать самые вздорные и рискованные пари, но при этом вам нисколько не жаль Фердинанда, вашего брата, который вполне может свернуть себе шею из-за глупого спора.
– Фердинанду ничего не грозит. Он такой же, как я, и шея у него крепкая.
– Вы хотите лишь одного – чтобы он выиграл гонки. Чем он рискует – вас не интересует. Хотя могу предположить: вы бы и сами с удовольствием приняли участие в гонках, рискуя свернуть себе шею.
– Нет смысла затевать гонку, если не надеешься победить, мисс Инглби. Хотя считаю, что не следует терять достоинства в случае проигрыша. Значит, вы решили меня отчитать? Захотели поучить меня хорошим манерам?
– Не мне вас учить, ваша светлость. Я просто высказываю свои мысли.
– Вы обо мне не слишком высокого мнения.
– Но вас мое мнение абсолютно не интересует, – заметила Джейн.
– И не только ваше, – снова рассмеялся Джоселин. – Впрочем, так было не всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103