! Вот ты, наверное, именно так бы и поступил!
– Если бы дал слово, то ни в коем случае. Кроме того, мне ни к чему подглядывать. Я бы просто подошел и посмотрел. Что ж, смотри. Интересно, понравишься ли ты самой себе?
– Неужели ты уже закончил? – удивилась Джейн. Джоселин никак не давал понять, что работа подходит к концу. – Подойди, и увидишь. Только не забывай: я вовсе не художник, просто балуюсь живописью.
Герцог пожал плечами и принялся чистить палитру.
Джейн поднялась со стула и в нерешительности приблизилась к мольберту. Она боялась, что не сумеет проявить такт и невольно обидит Джоселина, если вдруг увидит что-то не слишком приятное для глаза. При этом Джейн понимала, что он разгневается, если она попытается слукавить.
Сначала ей показалось, что художник польстил ей. Он изобразил ее в профиль: она, необыкновенно изящная и чрезвычайно серьезная, сидела, склонившись над вышиванием. Но ведь она не могла посмотреть на себя со стороны и, разумеется, не знала, как выглядит за работой. Возможно, именно так она и выглядела. «Во всяком случае, сходство очевидное», – подумала Джейн и невольно улыбнулась.
Потом она поняла, что сходство с оригиналом – не главное достоинство портрета. Сходство, конечно же, было, но поражало вовсе не оно, а что-то… совсем другое, нечто неуловимое… Но краски казались слишком уж яркими. Хотя если приглядеться…
Джейн пристально смотрела на портрет, пытаясь постичь его тайну. Однако ей никак не удавалось выразить свои впечатления словами. Впрочем, она никогда не считала себя ценительницей живописи.
– Ну?.. – Джейн уловила в голосе герцога нотки нетерпения и… Неужели беспокойства? – Разве ты не узнаешь себя? Ты не польщена?
И тут ее осенило.
– Это же свет… – пробормотала она. – Но откуда идет свет?
Да, верно. Именно в этом суть. Портрет удался на славу, все было выдержано – и композиция, и колорит. Но картина получилась словно живая. И в ней был свет. Правда, Джейн не могла понять, что она подразумевает под этим словом.
Джоселин внимательно посмотрел на нее и проговорил:
– Выходит, мне удалось… Неужели я действительно ухватил это – самое главное в тебе? Свет исходит от тебя. Во всяком случае, так мне кажется.
Джейн по-прежнему смотрела на портрет.
– Ты разочарована? – нахмурился Джоселин.
Джейн наконец-то повернулась к нему лицом и покачала головой.
– Полагаю, что у тебя никогда не было учителя живописи, – сказала она, – Ведь будущему герцогу Трешему не дозволялось обучаться подобным вещам. Джоселин, ты необычайно талантлив. Ты должен попытаться быть самим собой не только здесь, не только в этой комнате. Бог одарил тебя талантом музыканта и художника, и ты должен воспользоваться этим даром. Помни о своем призвании, Не забывай о нем никогда, даже после того, как мы расстанемся.
Герцог снова нахмурился.
– Значит, ты хочешь уйти от меня? – проворчал он, – Собираешься уйти к тому, кто научит тебя чему-нибудь новенькому?
Джейн не обиделась. Она поняла, откуда такая желчь. Просто Джоселин был смущен ее похвалой.
– Зачем мне от тебя уходить? Ведь контракт дает мне огромные преимущества. Скорее ты от меня уйдешь.
– Да, вероятно… – пробормотал герцог. – Так обычно и бывает… Неделя безрассудной страсти, потом страсть постепенно угасает, а затем – скука. Сколько уже дней мы вместе?
– Я бы занялась чем-нибудь другим, – неожиданно сказала Джейн. – Устала вышивать. – Она принялась складывать нитки в корзинку для рукоделия. – В саду еще многое надо сделать. И столько непрочитанных книг… Кроме того, я хотела написать несколько писем. Когда твоя страсть станет угасать, я найду себе множество дел, можешь мне поверить.
Герцог рассмеялся:
– Я думал, в этой комнате ссор не будет.
– А я думала, – в тон ему ответила Джейн, – что герцогу Трешему сюда вход воспрещен. Не хочу видеть этого ужасного человека! Поведать мне о том, что его страсть скоро угаснет, заявить, что в дальнейшем я не смогу рассчитывать на его благосклонность, – на такое способен только несносный герцог Трешем. Если ты еще раз явишься сюда с таким видом, будто делаешь мне одолжение, я уйду отсюда на следующий же день, не сомневайся. И больше не прикасайся ко мне без разрешения.
– Так тебе понравился портрет? – спросил Джоселин. Отставив корзинку с рукоделием, Джейн взглянула на него исподлобья.
– Неужели тебе так необходимо причинять мне боль всякий раз, когда ты чувствуешь себя особенно ранимым? Мне очень понравился портрет. Понравился потому, что его написал ты. И потому, что портрет будет напоминать мне об этой неделе. А если бы я лучше разбиралась в живописи, то полюбила бы его как замечательное произведение искусства. Но я и так знаю, что ты, Джоселин, – прекрасный художник. Думаю, любой знаток мог бы это подтвердить. Значит, портрет мой? Я могу взять его себе?
– Он действительно тебе нужен?
– Конечно. Тебе, наверное, пора идти, не то ты опоздаешь на ужин.
– На ужин? – Джоселин нахмурился. – Ах, ужин… К черту! Я останусь здесь и поужинаю с тобой, Джейн.
Она подумала о том, что и этот вечер запомнит на всю жизнь.
После ужина они пили чай. Затем Джейн перебралась в кресло, и герцог продолжил чтение «Мэнсфилд-парка». Но в какой-то момент он вдруг отложил книгу и снова заговорил о своем детстве, вернее, на сей раз о юности.
– Мне кажется, Джоселин, тебе следует вернуться в Актон, – сказала Джейн. – Тебе нужно непременно туда вернуться.
– В Актон? Никогда! Только в день моих похорон.
– Но ты ведь любишь эти места. Сколько лет тебе было, когда ты уехал?
– Шестнадцать. Я поклялся, что никогда не вернусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103