Такие булочки лучше всего удавались булочнику Армитстеду, хотя они не такие вкусные, как бисквиты Лили Мей.
Она снова вспомнила дом миссис Смит и то, как Уильям Донован поступал с тамошними девушками – прекрасный образец мужчины, который мог доставлять им удовольствие. Опыт погонщика научил его выносливости.
Что касается более интимного вооружения, что могло здесь способствовать успехам? Первый раз она видела голого мужчину в пятнадцать лет, когда пошла в лес за грибами. Случайно она наткнулась на группу подростков, которые весело купались в пруду в тот жаркий день. Несколько минут она следила за ними, а потом побежала домой – приближалась гроза. Их детородные органы выглядели очень маленькими и мучнисто-белыми, вряд ли способными причинить беспокойство, не говоря уже о наслаждении.
Эдвард всегда настаивал на соблюдении приличий и уважения в супружеской кровати. Их брачные встречи происходили в темноте, под одеялом, скрытые ночными рубашками. Единственный раз она видела его без одежды, когда готовила его тело к похоронам.
– Миссис Росс, миссис Росс! – донесся до нее писклявый голосок маленькой Дженни, когда она подошла к кучке хибарок. – Идите скорее и посмотрите! Мы пытались их остановить, правда же. Но они все забрали!
– Ну Дженни, успокойся. Я уверена, что дело не может обстоять так плохо, – автоматически произнесла Виола, хотя по коже у нее побежали мурашки.
– Ма послала Эли за па, но ничего не помогло, потому что с ними пришли люди мистера Леннокса. Па попробовал поговорить с ними, но…
Все звуки исчезли – песенка замерла на ее губах. Виола смотрела на пустую хижину Мэгги. Ни корыт, ни стиральных досок на берегу ручья. Ни козы, которая давала молоко, что делало кофе, по мнению Мэгги, терпимым.
На шахте «Голконда» шум камнедробилки, обычно такой сильный, что от него содрогались хрупкие постройки, теперь казался отдаленным и незначительным.
Виола замерла на месте. Лачуга совершенно пуста, пуст грязный пол и покрытые обоями кирпичные стены. Исчезла фотография Эдварда. В дальнем углу Виола с трудом различила пустую дыру, где хранилась ее коробка с деньгами – несколькими фунтами – и памятная брошь от дедушки Линдсея. Сердце у нее перестало биться.
Брошь – единственная драгоценность, которая осталась у нее от детства. Большую часть драгоценностей и всю хорошую одежду она продала в начале замужества, чтобы удовлетворить кредиторов Эдварда. Но золотую брошь она как-то сохранила, на ней изображался выгравированный фрегат под полными парусами, а внутри хранился локон ее деда. У Хэла, как у всех внуков адмирала, имелись часы. Брошь представляла скорее сентиментальную ценность, чем денежную, но теперь и она исчезла.
Осталась только бутылка из-под виски. Она стояла между потрепанными занавесками на единственном окне, наполненная лепестками желтых роз с могилы Эдварда и песком, чтобы он придал ей устойчивость. Рядом лежал конверт, словно послание от мертвеца. Виола опустила корзину на пол, и шатаясь подошла к конверту.
– Пойдем, Дженни. Пусть миссис Росс побудет теперь одна.
Голос матери Дженни донесся откуда-то издалека, и Виола не оглянулась. Ей с трудом удалось взять конверт. Рука у нее дрожала. На мятой бумаге адресат просматривался ясно: Миссис Росс. Немного поколебавшись, она разорвала конверт. Все равно плохие новости со временем не становятся лучше.
Моя самая-самая дорогая Виола!
Не знаю, как осторожно сообщить тебе эту новость, поэтому буду краткой. Я продала дом и все, что в нем находится, мистеру Полу Ленноксу. Он был так добр, что заплатил сумму, которой хватит, чтобы выплатить долги Уотсона и дать нам с мистером Джонсом хорошо начать совместную жизнь.
Пожалуйста, пойми необходимость, заставившую меня так поступить. Я просто не могу больше оставаться в этой голой пустыне ни одного дня, особенно когда мой любимый мистер Джонс должен вернуться в свой дом в горах.
Я уверена, что ты вполне обойдешься без моего руководства. Честно говоря, я знаю, что все твои вещи быстро вернутся к тебе, когда ты выйдешь сегодня замуж за мистера Леннокса. Я сожалею только о том, что мы с мистером Джонсом не сможем танцевать на твоей свадьбе.
Прошу тебя, хорошенько погладь Мейбл и дай ей немного люцерны от меня.
Всегда твоя самая верная подруга
Мэгги.
Виола прочла письмо один раз, потом еще, отчего содержание его лучше не стало. Мэгги продала все, чтобы иметь возможность убежать. Потом нашла себе оправдание в том, что Виола снова выйдет замуж, на сей раз – за того, кого большинство просто презирает, в том числе сама Мэгги. По крайней мере так она говорила прежде, до того как написала весь этот вздор.
Виола скомкала письмо и швырнула его. Черт побери, Мэгги действительно слабый человек, как и предупреждал Виолу Эдвард, когда она утешала ее после смерти ее ребенка.
Когда же она наконец поймет, что люди всегда предпочтут деньги и власть, а не честь и порядочность? Сначала мать, потом Эдвард, а вот теперь – Мэгги. Неужели никогда не будет в ее жизни человека, которому можно доверять полностью, того, с кем можно вместе переехать через реку, как говорит старая пословица?
Нужно как-то заново построить свою жизнь, так, чтобы ни от кого больше не зависеть.
Повернувшись к окну и устремив взгляд на простирающуюся за ним пустыню, она попробовала придумать, чем ей заняться, чтобы зарабатывать на жизнь, имея всего лишь платье на плечах и горстку мелочи.
Начать дело снова? Она невесело рассмеялась. Средств у нее нет, и никто здесь ничего не даст ей в долг против воли Леннокса, который владеет серебряными копями, дававшими жизнь всему городку, и старается, чтобы каждый мужчина, женщина и ребенок ни на миг не забывали, на чьи деньги куплена еда, лежащая у них на тарелках, одежда у них на плечах и крыша у них над головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80