– Вот что, Анастасия, если вы когда-нибудь надумаете выставляться или продать любую из ваших картин, то дайте мне знать. Я с удовольствием приобрел бы несколько работ для своего дома в Танжере.
– Очень мило с вашей стороны, – отвечала она рассеянно, гадая, куда мог деваться Максим с девушкой Дэвида. – Но я редко пишу картины, у меня это даже не хобби…
Ей очень хотелось сбежать от него. Сердце заколотилось, ее объяла безумная паника, губы поджались. Неужели Максим увел девчонку, чтобы побыть с ней наедине? Заняться любовью?
– Дэвид, – как-то ни с того ни с сего сказала она, – вы не рассердитесь, если мы сейчас прервем наш танец? Я только что вспомнила, что должна сию минуту отдать распоряжение шеф-повару.
– Да нет, конечно, и благодарю вас. – Он тотчас вывел ее на край площадки. – Ба-а, вон там и Чедлия! Очевидно, ищет меня, несомненно, это так. Позднее увидимся, дорогая.
Анастасия едва улыбнулась ему, извинилась и поспешно удалилась с единственным желанием унять бухающее в груди сердце. Боковым зрением она заметила возле бара Максима, своего отца и Корешка. Они смеялись над какой-то шуткой, и она сразу почувствовала себя спокойнее. Но поскольку она сказала Дэвиду Мейнсу, что должна срочно переговорить с поваром, ей было неловко задерживаться на палубе.
Не остановившись у бара, проигнорировав приглашающие жесты матери и Ирины, она пролетела по главной палубе к ее с Максимом каюте и прямиком прошла в ванную. Ее так сильно трясло, что она никак не могла запереть дверь. После того как ей это удалось, она, шатаясь, подошла к зеркалу и посмотрела на себя.
К сожалению, она не увидела ослепительной красоты, но лишь панику в глазах, скорбный рот и напряженное выражение лица, капли проступившей испарины на лбу и шее. Однако надо признать, в свои тридцать три Анастасия даже в душевном смятении была неописуемо прелестна. В этот вечер на ней были свободное, без бретелей, вечернее платье из белого шифона от мадам Грэ и великолепное бриллиантовое колье, только недавно подаренное Максимом. И платье, и колье особенно выигрывали в сочетании с ее золотисто-смуглой кожей. Белокурые волосы пышнокудрой массой были зачесаны наверх. На этом балу она производила впечатление существа неземного, воздушно-эфирного, чарующего.
Но, ослепленная безумной ревностью, гневом и обидой, она не видела себя. Единственное, о чем она могла думать, что Максим пренебрегает ею. Она забыть не могла о его затяжных отлучках, о его страстном увлечении бизнесом и равнодушном отношении к ее самочувствию.
Ее снова бросило в холодный пот. Она взяла полотенце и застыла. Я чересчур люблю его, подумала она. Он для меня – все мое существование, я же для него – лишь часть его жизни, всего-навсего частичка, и в этом корень проблемы. Слезы навернулись на ее дымчато-голубые глаза. Она силилась сдержать их, вновь уставясь на свое отражение в зеркале. Наверное, что-то со мной не в порядке. Нет, не наверное, а наверняка что-то есть. Я больна. Больна любовью. К нему. Она вспомнила из Библии: Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне. Только не мой он, больше не мой, думала она. Хоть я и принадлежу ему и буду принадлежать всегда.
О, почему не может он быть обыкновенным человеком? Зачем ему понадобилось стать гением бизнеса, блистательным магнатом и дерзновенным провидцем? Она вздохнула, и слезы медленно скатились по щекам. Она хотела, чтобы их супружество опять стало таким, каким было поначалу, хотела, чтобы Максим принадлежал ей весь, без остатка. Но это было невозможно, потому что муж не мог отдать ей всего себя.
Она думала: Я не в силах продолжать все так, как есть. Я должна что-то предпринять. Я не могу выносить эти муки любви.
Вспомнив о гостях, она, как сумела, взяла себя в руки и, перед тем как выйти из ванной, бумажной салфеткой промокнула глаза. Усевшись за туалетный столик, подправила и освежила макияж, подкрасила губы, подушилась, усмирила непослушный локон. Вставая, глубоко вздохнула, приосанилась и вернулась к гостям.
– Мои поздравления, Персик, – заговорил Максим несколькими часами позже. Он снял пиджак и повесил на спинку стула.
Они были вдвоем в каюте. Анастасия стояла напротив и смотрела на него. Она так любила, так сильно желала его. Но это было несбыточно. Она теряет его. Она это знала. Пятнадцать лет назад, когда они встретились впервые, она знала: быть вместе – их судьба. Так и теперь она твердо знала: их судьба – расстаться. Que sera sera… чему быть, того не миновать.
У нее уже не было никаких сил терпеть всех этих женщин, целый вечер льнувших к нему, вешавшихся на него, бросавшихся к нему, бесстыдно целовавших его якобы на прощание. Она ненавидела каждую из них и всех вместе…
У нее начинался приступ морской болезни. Казалось, что ноги вот-вот откажут ей, и она рухнет.
Максим развязал галстук, оставив его на шее, а теперь расстегивал сорочку, не сводя глаз с Анастасии. Он улыбался своей завораживающей полуулыбкой.
– Прием прошел с блестящим успехом, яхта потрясающая, и бриллиантовое колье роскошное, – подвел он итог и опять улыбнулся.
Внезапно она почувствовала, как что-то хрустнуло и надломилось у нее внутри. Она протянула руку, чтобы ухватиться за спинку стула.
– Распорядитель твоих приемов, декоратор твоих домов, носитель твоих бриллиантов… И это все, чем я для тебя являюсь в эти дни, верно? – холодно поинтересовалась она.
Максим опешил, напуганный этим необычным выпадом, ее странным ледяным тоном.
– Стасси, но ты еще и реципиент моей любви, дорогая.
– Реципиент твоей любви! Шутить изволите. Я и сколько еще других?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178