Тимми, однако, уже успел прочесть несколько книг. Рассказы Эдгара По относились к самым любимым.
Сюзанна, которой предстояло встретить свой пятый день рождения в пути, уже знала алфавит и понемногу училась складывать слова. Эмеральда сделала букварь, иллюстрировав его собственными рисунками.
Однажды после полудня к Эмери, делающей наброски с играющих детей, подошел Мэйс Бриджмен:
– Вижу, вы работаете, Эмери.
– Да. К сожалению, я не такая искусная рисовальщица, как вы, Мэйс. Меня никто не учил, но я всегда любила рисовать.
– Не возражаете, если я посмотрю?
– Смотрите, если хотите.
Мэйс медленно листал альбом, внимательно разглядывая работы: вот Оррин возится с лошадьми, вот старый Рэд играет на скрипке, а это – Тимми на своем пони. Здесь же было несколько набросков, сделанных в Ста Дубах, – мускулистые рабы с мотыгами, старый садовник Кальвари, везущий тяжелую бочку с водой…
Эмери напряженно ожидала его вердикта. Однако он просматривал страницу за страницей и ничего не говорил.
– Рисунки очень хороши, Эмери, – наконец сказал он. – Все передано с обстоятельной точностью, и, что самое главное, рисунки сделаны с чувством юмора. Каким-то образом вам удается передать не только то, как выглядят люди, но и то, чем они дышат, о чем думают, какие они.
– Я… Вы так считаете?
Она даже не думала, что он так серьезно отнесется к ее работам. В Ста Дубах над ее набросками подсмеивались. Мэйс был первым, кто отнесся к ее работам как к произведениям, достойным внимания.
– Ваши рисунки станут бесценным сокровищем – летописью нашего путешествия, – проговорил он медленно. – Когда-нибудь они станут достоянием истории. Вы должны хранить этот альбом. Сшейте для него водонепроницаемую обложку или папку наподобие моего портфеля. Возможно, когда мы доберемся до Калифорнии, их можно будет опубликовать.
– Опубликовать? – Она посмотрела на него в недоумении.
– А почему бы и нет? – Его глаза смеялись, а в глубине, словно солнечные зайчики, светились золотистые огоньки. – Ты художница, Эмеральда, такая же, как и я. Но у тебя свой путь, своя манера письма. Аудибон учил меня: нельзя зарывать талант в землю. Мир нуждается во всяком, кто может что-то привнести в него своего, чем-то поделиться с людьми, не важно, большим или малым. Миру нужен наш талант.
Какие высокие слова и какой музыкой звучат они в ее ушах. После ухода Мэйса Эмери долго сидела, глядя на незаконченный рисунок у себя на коленях. Она – художница, так сказал Мэйс, и это согревало ее.
Пятнадцатого мая, во вторник утром, как и планировалось, они тронулись в путь.
Утро нельзя было назвать ни праздничным, ни светлым. Небо заволокли тяжелые, свинцовые тучи. Оррин уверял, что вот-вот начнется дождь. Однако Эмеральда не замечала мрачности погоды, сердце ее было переполнено радостным возбуждением. Они действительно двинулись в края нехоженых троп и непокоренной природы, в края, о которых ходили только легенды.
С первой проблемой они столкнулись сразу же: волы отказались переплывать через Миссури. Испуганные бурлящим потоком, они в панике метались по реке, плыли кругами и все время старались вскарабкаться на спины друг друга.
– Будьте вы прокляты, ублюдки! – кричал Оррин вне себя от бешенства. Эмери улыбнулась. Библия была у Уайлсов всегда под рукой, но никакими заклинаниями невозможно было заставить упрямых животных действовать себе же во благо.
Решение предложил Мэйс: они пересекут реку на нанятом пароме, к которому сзади привяжут самого покладистого из животных. Это сработало. Волы последовали за товарищем и благополучно пересекли реку. Затем на другой берег переправили повозки с женщинами и детьми. Эмери прижимала Сюзанну к себе, глядя вниз, на бурлящий, пенящийся поток.
– Ну и отлично, – сказала Труди, – если мы свалимся, я по крайней мере еще раз искупаюсь. Не хочу мокнуть просто так.
– Слава Богу, – прошептала Эмери, оказавшись на другом берегу.
К счастью, переправа удалась, никто не намок, но прошли они в первый день немного, всего несколько миль, так как пошел дождь, холодный и затяжной. Они быстро встали лагерем, однако костер из-за дождя разжечь не удавалось, и им пришлось довольствоваться сухарями и сушеным мясом, вымоченным в молоке от маленькой молочной коровы, купленной в Сент-Луисе, по кличке Босси, которой дождь, казалось, был нипочем. Затем, продрогшие от холода и сырости, они устроились на ночлег в повозке все пятеро плюс собака Эдгар.
– Довольно тесная семейка, – пошутила Маргарет.
Повозка была точно такой, в какой Эмери путешествовала в детстве. Она представляла собой довольно внушительное помещение, способное вместить сотни необходимых вещей весом не меньше тонны. Полом ее или основанием служил деревянный ящик размерами около девяти футов в длину и пяти в ширину с бортами высотой около двух футов. Этот ящик Оррин использовал для переправы. В повозку было встроено двойное дно, чтобы там можно было хранить припасы и оружие.
Верх был сделан из прочной парусины. Для придания водонепроницаемых свойств парусина была пропитана льняным маслом. Тент удерживался на шести перекладинах, изогнутых в полукольцо, сделанных из гибких, но прочных веток. Впереди был навес. Спереди и сзади был вход, сделанный наподобие распашонки. Изнутри повозка напоминала уютную затемненную комнату со стенами из дерева и парусины, с арочной парусиновой крышей. В центре не сгибаясь мог стоять мужчина, однако ближе к стене приходилось нагибаться. Если как следует пошарить по стенам, можно было отыскать потайные карманы, которые Маргарет специально нашила, чтобы хранить в них самое ценное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110