Олаф помолчал, на мгновение слабая улыбка появилась на его губах. Он, вздохнув, встретился с ней глазами, повалился на кровать, положив руки за голову, и продолжал смотреть на Эрин.— Ирландка, — прошептал он, — до тебя все плохо доходит.Эрин оставалась мертвенно спокойна, ее взволнованность нарастала при виде его едкой улыбки.— Подойди, — приказал он спокойно.— Как скажешь, — прошептала она, подошла к кровати, как бы скучающе пожав плечами, и остановилась в нескольких шагах от него.— Подойди ко мне, Эрин, — настаивал он.Эрин помедлила, заметив нотки жесткости во внешне спокойном голосе, и столкнулась с холодным огнем его глаз.— Я не желаю подходить ближе, — с трудом выдавила она.Он повернулся, опираясь на локоть, и она почувствовала, как его взгляд пронзил ее.— А… вот в чем дело. Ты не хочешь призадуматься… и, кажется, ты не понимаешь, что тебе сделали много уступок. — Он продолжал неестественно улыбаться. — У меня жутко чешется спина, принцесса. Если ты сделаешь мне одолжение…Она стояла молча, размышляя, успеет ли добежать до двери.Улыбка Олафа стала еще более пугающей.— Я прошу невозможного, принцесса? Если бы я хотел поступить так, как ожидают от настоящего варвара, я бы должен был спрыгнуть с кровати и повалить тебя.Его голос смолк, и Эрин гордо приблизилась на два шага к нему и тяжело опустилась около него на кровать. Он поднял брови, осклабился и задрал рубаху над головой, подставив ей свою спину. Она начала отчаянно скрести ее ногтями, раздирая его тело до крови, с остервенением в глазах, встречаясь с его едкой усмешкой.— Интересно, жена, — сказал он спокойно, — почему ты называешь меня варваром? Я поразмышлял, мне говорили, что недостаточное внимание делает девушку сердитой, а жену неверной. Я желаю только мира, Эрин Мак-Аэд. Мне кажется, я тебе оказываю медвежью услугу.Он прижал ее к кровати, и глаза Эрин расширились в тревоге.— Нет! — возразила она быстро. — Ты не оказываешь мне медвежьей услуги!Но ее протест опоздал. Она увидела суровый блеск его глаз и почувствовала, как он грубо поцеловал ее. Она отвернулась от отвращения. Он запустил пальцы в ее волосы и сжал их на затылке, так чтобы она не могла увернуться. Она начала молотить кулаками по его спине; он схватил ее кисти, сжал их одной рукой и снова схватился за ее волосы.Она почувствовала, будто прикоснулась к огню. Его рот казался жаровней, и даже когда она сопротивлялась, жар постепенно охватывал ее, лишая сил. Он был властным и страстным, подавляя ее слабые попытки бороться. Он раздвинул ее губы своим хищным языком, глубоко проникая в ее рот. Эрин с трудом дышала, она была не способна двигаться, сопротивляться, и ее уносило в бездну бесчувствия, она уже не сдерживала дрожи и не контролировала рвущийся сквозь нее жар. Он действовал решительно, но нежно, ласково и страстно, и она еще глубже погружалась во тьму бессознательности. Он не держал ее за волосы больше, а гладил ими свои щеки, горло, грудь.Вдруг он отпрянул. Она уставилась на него, пораженная, а он сухо и холодно улыбнулся и дотронулся кончиком пальца до ее влажного рта.— Я думаю, дорогая жена, ты будешь слушаться меня, и мудро поступишь, если перестанешь кокетничать с мужчинами, норвежцами или ирландцами. Если мне еще раз покажется, что ты страдаешь от мужского невнимания, ты узнаешь, что тобой вовсе не пренебрегают.Униженная, Эрин понимала что он говорит с ней холодно и бесстрастно. Его горячий поцелуй был не что иное, как урок, преподанный мужчиной, искушенным в делах любви, напоминание, что она в его власти, и, что если она попытается сопротивляться, он будет держать ее в узде.Он уже не удерживал ее, но его пальцы потянулись к ее груди. Она почувствовала головокружение, и ее лицо зарделось от ярости. Она подняла руку, чтобы ударить. Он перехватил ее, и мягкость исчезла из его голоса.— Ирландка, — прорычал он, — ты самая отчаянная или самая глупая женщина из всех, с которыми я имел счастье встречаться. Неужели ты ничего не поняла? Посмотрим, увижу ли я тебя когда-нибудь еще за беседой с королем Коннахта?— Нет, — отрезала она холодно. — Но ты глуп, мой господин. Тебе не стоило напоминать мне о моей покорности. Это мой крест, и я должна одна нести его, и я не хочу, чтобы другие страдали, даже умирали из-за меня.С этими словами Эрин встала с постели, гордо и с достоинством подняв голову. Она повернулась, чтобы уйти, но Олаф схватил ее за руку, повернул лицом, пристально посмотрел, и она опять еле сдерживала дрожь, пробивающуюся сквозь ее нежное тело.— Это нетрудно, ирландка, — сказал он спокойно. — Ты сейчас свободна. Но я заставлю тебя слушаться, и слушаться хорошо. Я держу тебя на не очень крепкой цепи, но когда она постоянно натягивается, естественно, что когда-нибудь я дерну ее на себя. Возможно, мы поняли друг друга.— Взаимная уступка, — горько сказала Эрин.— Вот именно, ирландка, взаимная уступка. Она повернулась, чтобы уйти, заговорив, только когда ее рука коснулась двери.— Ты понимаешь, викинг, это лишь соглашение. По ирландским законам я все еще могу потребовать отделения или развода.Она быстро закрыла за собой тяжелую дверь, подумав, что у нее никогда не хватит сил хлопнуть ею, даже если бы она отчаянно стремилась оставить за собой последнее слово.Эрин втянулась в работу по дому, находя удовольствие в общении с Фрейдой и Ригом. Она рада была обнаружить, что хорошо выбирает говядину и множество других блюд, а также рассаживает многочисленных ирландских и норвежских лордов так, чтобы никто не остался в обиде. Напряжение в женской солнечной комнате спало, когда ирландские женщины присоединились к норвежским, и Эрин почувствовала, что она не так одинока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111