Сабрине очень хотелось, чтобы этот старикан прекратил раздевать ее своими горящими глазами, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы сказать об этом. Она лишь вежливо улыбалась, слушая его вздор.Рядом в кресле сидела Розалинд, ее волосы были накручены на мягкие розовые бигуди, на плечах – черно-белая полосатая накидка. Нора, второй гример, проворно наносила на ее веки матовые тени. Нора не любила эти тени. Они смотрелись очень просто, да и у тех, кому за двадцать пять, собирались на веках морщинками. Конечно, в рекламных проспектах фирмы «Ревлон», на безупречной юной коже восемнадцатилетних моделей, они выглядели чудесно, но Розалинд лишь старили.Держа в руках зеркальце, Розалинд наносила на ресницы густой слой черной туши. Она что-то мурлыкала себе под нос в такт музыке, доносившейся из радиоприемника, который она принесла с собой. Она принесла также коробки конфет для гримеров и парикмахеров и большую бутылку шампанского для главного осветителя, вручив ее со словами: «Ну, а теперь, дорогой, пообещай мне, что основной свет ты будешь подавать только сверху, над камерой, хорошо? Да, и не забудь о глазах, милый».Ласло Доминик, который «освещал» всех самых знаменитых актрис Голливуда, был знатоком своего дела. Он подмигнул Розалинд и согласился на ее просьбу. Он бы в любом случае дал ей именно такую подсветку, но шампанское все-таки было очень кстати, и он подумал, что вполне может уделить ей чуть больше внимания, чем остальным. Ласло невольно присвистнул, когда Сабрина Джоунс, в бледно-розовом атласном пеньюаре, появилась на съемочной площадке. Что за красотка, подумал он, как и все остальные мужчины в студии, которые также приосанились и стали следить за своей речью. Чистота, свежесть и очарование Сабрины пробуждали в мужчинах все лучшее. Марвин Ласки, режиссер, еще один голливудский старожил, обсуждал с Сабриной ее сцену, пытаясь создать непринужденную обстановку. Поскольку она и так чувствовала себя спокойно, во всеоружии своей красоты и сознавая, что совсем не подходит на роль и потому ее не получит, Сабрина с ослепительной улыбкой внимательно слушала наставления режиссера.– Вас ожидают в гримерной, мисс Кэррьер, – радостно сообщила Дебби.Хлоя перешла из крохотной коробки в более просторную, которая служила гримерной. Дождь перестал, и в просветленном небе выглянула радуга. Хороший знак, подумала Хлоя, входя в комнату. Первой, на кого она наткнулась, была Розалинд.– Хлоя, chica, Хлоя, привет! – Розалинд отметила, что Хлоя выглядит неплохо, учитывая даже то, что на ее лице не было следов грима, а волосы стянуты на затылке.Однако вид у нее был суровый, совсем несексуальный. Немудрено, что Джош загулял, подумала Розалинд.Хлоя приветливо улыбнулась Розалинд, села в кресло и подставила лицо Бену. Она заметила, что, хотя кругом была непролазная грязь после дождя, Розалинд была в черных босоножках на высоких каблуках, а лак на ногтях ног облупился. Она вспомнила, как Сисси с усмешкой обзывала ее «мексиканской помойкой», и улыбнулась.
– Поторопись же, ради Бога. Мы уже и так опаздываем, – кричала Сисси на своего шофера.Харри лишь пожимал плечами. Если они и опаздывали, так не по его вине. Ему было приказано явиться к особняку Шарпов «Бель-Эйр» в восемь, и он прибыл туда точно в назначенное время. Мадам появилась в восемь двадцать пять, ругаясь, словно шофер грузовика, и рассчитывая, что ее довезут до студии под проливным дождем за пять минут. Харри совсем не хотелось рисковать своей жизнью и конечностями ради этого. Впрочем, не только своей жизнью, но и этой «старой коровой». Так что он придерживался дозволенного лимита скорости тридцать пять миль в час и вел машину, как всегда, осторожно, невзирая на яростные вопли Сисси.Почти всю ночь читая и перечитывая список приглашенных на пробы, она едва смогла уснуть – так возмутило ее, что участвуют теперь уже не пять, а шесть актрис. ШЕСТЬ!!! Нелепо. Ей пришлось перевернуть весь город, чтобы добиться приглашения, и от такого унижения она приходила в ярость.– Ты понимаешь, насколько унизительно для меня участвовать в пробах, особенно на равных с этой мексиканской потаскухой? – кидалась она на Сэма, в то время как он, расслабившись в кресле, пытался смотреть по телевизору бейсбол.– Да, дорогая, я представляю, – отвечал Сэм, невозмутимо усиливая громкость телевизора. – Но ты же хотела участвовать, Сисси. Ты достаточно поднажала на Эбби, чтобы добиться этих проб. Теперь нельзя выходить из игры, дорогая. Ты будешь выглядеть глупо.Единственное, чего не могла вынести Сисси, так это предстать в глупом виде. Она бросила взгляд на мужа, который был всецело поглощен бейсболом, и отправилась в постель, пытаясь пораньше заснуть; но сон не шел, несмотря на три таблетки валиума и даже стакан вина, который в отчаянии ей пришлось выпить в три часа ночи. Она крутилась в постели всю ночь, мысли бешено носились вокруг предстоящего испытания. В половине седьмого она наконец уснула.Ровно в семь часов ее горничная Бонита принесла спартанский завтрак на белом плетеном подносе.– Buenos dias, senora, – прошептала она, раздвигая портьеры.За окном дождь безжалостно хлестал про мокшие печальные пальмы.Сисси что-то пробормотала, переворачиваясь в постели, и продолжала спать, не обращая внимания на стоящие перед ней стакан горячей воды с лимонным соком и нарезанный ломтиками ананас.Только когда Сэм, отправляясь на очередную игру в сквош, во второй раз пришел ее будить, Сисси выскочила из постели, опрокинув поднос на дорогие белоснежные простыни и осыпая бранью всех, кто попадался на глаза, даже своих любимых пекинесов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116