Очевидное…
— Воспитание? Для него не существует положенной широты или долготы. Мы, пришедшие из Ирландии, бросили там многое, включая зачастую О' или Мак перед именем, но гордость забрали с собой и добрые нравы, надеюсь, тоже.
Она расправила грубое одеяло, словно атлас либо что другое, привычное в молодости.
— Далеко путь держите, майор?
— В свою часть. Должно быть, миль двадцать отсюда. — Точно получив напоминание, гость поднялся на ноги. — Я бы посидел, да ехать еще долго. — Поколебавшись, он добавил: — Мы скоро перестанем беспокоить ваш край. Вы упорно защищались, и у нас чувствуется недовольство всей историей.
— К чему есть основания. — Мать вновь улыбнулась. — Заглянете, если опять поедете мимо? — В ее выражений появился задор. — Добрый Боженька велит прощать врагам, и я прощаю вас, майор.
— Конечно, загляну. — Майор кивнул на меня. — Отец парня скоро возвращается?
— Его убили на войне.
— Помочь вам чем?
— Не нужно. Мой сын прекрасно управляется. Он искусный охотник, и у нас все будет в порядке.
Мать протянула нежную руку.
— Прошу вас, останавливайтесь у нас по дороге. Мы будем чрезвычайно счастливы.
Майор изящно наклонился и коснулся губами ее пальцев.
— Польщен знакомством, — сказал он, делая два шага назад, потом повернулся и вышел, на пороге надев шляпу.
Я только таращил глаза. Такое только во дворцах у королей бывает!
— Проводи до ворот, Ронан. Он — благородный джентльмен и ведет себя соответственно.
Майор Фергюсон садился в седло, когда я подошел открыть ворота.
— Твоя мать — истинная леди, парень. Не здесь бы ей жить и не так.
Он снял с седла завернутое ружье и неторопливо его распаковал. Совершенно новое, явно не пользовались. Инкрустировано серебром и отделано резьбой. У меня перехватило дыхание.
— Красиво, а? Сам делал, для себя.
Он показал мне, как заряжать. Я никогда раньше не видел ни оружия, заряжающегося с казенника, ни изобретенного Фергюсоном механизма (он рассказал мне об этом, нахваливая винтовку).
— Видишь ли, мне сдается, немного мне осталось времени наслаждаться им, и кто знает, в какие руки оно угодит. Дельный малый вроде тебя, ценящий хорошее оружие и у которого на руках мать… в общем, тебе нужна винтовка, а не мушкет.
— Это… это мне? — едва сумел прошептать я.
— Тебе. — Он передал мне винтовку.
— Сэр, я не могу ее взять. — Я держал подарок с благоговением, как отец держит первенца. — Мама не позволит.
— Возьми, возьми. Я сейчас уеду, и возвращать будет некому. И это возьми. — Он достал из седельной сумки мешочек с пулями и еще один — с порохом. — Уж наверное тебе они больше нужны, чем мне, через несколько часов я буду в месте, где, кроме этого добра, мало чего и есть. Заботься об этом ружье, сынок, а оно позаботится о тебе. Прошу только об одном. Никому его не отдавай и не используй против короля.
Когда гость скрылся за поворотом, я зашагал обратно в дом. Мать мягко упрекнула меня, увидев мое приобретение:
— Никогда не принимай подарок, если не в состоянии отплатить равноценным. Но раз уж взял, будь благодарен.
Откидываясь на подушку, она выглядела счастливее, чем долгие недели перед этим. Немногие наши посетители принадлежали в основном к деревенскому люду. Добрые, честные, но довольно неотесанные, и ни один из них не бывал в городах, раскинувшихся за океаном.
Некоторое время спустя мы услышали о бое при Кингз-Маунтин и о гибели майора Фергюсона.
Слышали мы о нем и позже. По обе стороны фронта у него нашлись поклонники. Майор происходил из известной шотландской семьи, прослужил двадцать один год и дожил лишь до тридцати шести.
Винтовки его системы могли бы выиграть войну за несколько месяцев. Генерал Хау забрал их у Фергюсонова подразделения, когда командира ранило у Брендивайна, и отправил на склад.
Оставленное им ружье выручило нас в те трудные месяцы. Точность его боя была неимоверной, и я достиг искусства в обращении с ним, научившись быстро перезаряжать. И каждый раз благословлял майора.
Наконец наступила весна. Матери досталось небольшое наследство от дальнего ирландского родственника, и мы перебрались в окрестности Бостона. Винтовка Фергюсона с нами.
Неподалеку от нашего нового дома начинались леса, и я часто там охотился. Образование я получил превосходное, обогатив его дополнительно чтением по собственному выбору. В течение года я изучал право, потом встретил Тимоти Дуайта и решил стать преподавателем истории и писать о ней. И вот сейчас еду на запад в дикие области, где нужны только те знания, какие приобретаешь на месте. Солнце закатилось, близка темнота, ночлега нет, и пустынная равнина испугала бы любого.
Вдруг, словно порожденная желанием, передо мной возникла низина, окаймленная низкими холмами. Травянистый косогор, внизу черная в вечерних сумерках рощица, как будто отсвечивает вода.
Предупреждали меня не раз и не два. Немногочисленными впадинами с водой пользовались все, и каждого рядом с любой из них могла поджидать смерть.
Детские мой охотничьи годы прошли недаром. И учеба не притупила моих чувств. Я уловил аромат горящего дерева и натянул повод — послушать.
Сначала — ничего. Затем слабые звуки, какие производят лошади, щипля траву. Потрескивание костра. Привстав на стременах, я вгляделся сквозь листья, но не рассмотрел ничего, кроме отблеска на коже седла.
Индеец вряд ли будет ездить с седлом. Хотя опасных типов в прерии хватает, но далеко не все из них — индейцы.
С винтовкой в руке я пустил лошадь шагом, крикнув по обычаю:
— Эй, в лагере!
— Подходи с пустыми руками, — отозвался деловитый голос. — Не то получишь пулю в грудинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49