Едва ли. Появится на свет Божий младенчик да как глянет, кто его на свет произвел, так сразу посинеет, поднимет кверху скрюченные лапки, да и дух вон.
– Да нет, не бывать этому браку! – с гневом воскликнул Громов. – Начать с того, что я расстрою всю свадьбу! Переоденусь в женское платье, приеду в церковь да, как пойдете вы к венцу, так и закачу истерику: «Подлец ты», скажу, «соблазнил меня, да и бросил с ребенком!»
– А я буду ребенком, – некстати подсказал огромный толстый Клинков. – Буду хвататься ручонками за твои брюки и буду лепетать: «Папоцка, папоцка, я хоцу кусать».
– Попробуй, – засмеялся Подходцев. – Я тебя накормлю так, что ног не потянешь.
И опять нервно зашагал Подходцев, и снова долго молчали лежащие…

Глава 10.
Подходцев уходит. Элегия

Где-то между двумя подушками, где лежала голова Громова, послышался тихий стон:
– Подходцев, серьезно женишься?
– Серьезно, братцы… Ей-Богу. Надо же.
– Подходцев! Не женись, пожалуйста.
– Вот, ей-Богу, какие вы странные! Как же так можно не жениться?..
– Подумай ты только, – подхватил Клинков. – С нами ты живешь – что хочешь делай. Затеял ты легкую интрижку – пожалуйста! Мы тебе поможем. Напился ты пьян – сделай одолжение! И мы от тебя не отстанем.
– Пожалуй, и перегоним, – подтвердил Громов.
– Ну, вот видишь! А жена! Ты думаешь, это шутка – жена? Да вы лучше меня спросите, братцы, что такое жена!
– Ты-то откуда знаешь?
– Я-то? Я, братцы, все этакое знаю.
– Разве ты был женат?
– Собственно говоря… как на это взглянуть. Если хотите, то… Да уж, что там говорить – знаю! Пришел пьян – бац лампой по голове! Завел интрижку – бац тарелкой по спине. Сидишь дома – нервы, вышел из дому – истерика. А в промежутках – то у нее любовник сидит, то она платье переодевает, то ей какое-нибудь там кесарево сечение нужно делать.
– Странное у тебя представление о семейной жизни.
– Да уж поверь, брат, настоящее!
– Постой, Клинков, не трещи, – остановил его солидный Громов. – А не приходило тебе в голову, Подходцев, такое: просыпаешься ты утром после свадьбы – глядь, а сбоку чужая женщина лежит. И сам ты не заметил, как она завелась. То да се – хочешь ты к нам удрать – «нет-с, говорит, постойте! Я твоя мужняя жена, и ты из моих лап не вырвешься». Ты в кабинет – она за тобой; ты на улицу – она за тобой. Ночью пошел в какой-нибудь чуланчик, где грязное белье складывается, – чтобы хоть на полчаса одному побыть – не тут-то было! Открывается дверь, и чей-то голос пищит: «Ты тут, Жанчик? Что же ты от меня ушел? Ну, я тут с тобой посижу! Зачем ты меня одну бросил, Жанчик?» Ну, конечно, ты ей возразишь: «Да ведь двадцать-то пять лет ты жила же без меня, дрянь ты этакая?! Почему же сейчас без меня минутки не можешь?» – «Нет, Жанчик, – скажет она, – надо было бы тебе на мне не жениться… Раз женился – так тебе и надо!» Повеситься захочешь, и то не даст – из петли вынет, да еще поколотит оставшейся свободной веревкой: «Как, дескать, смел, паршивец, вдову без прокормления оставлять!»
Пауза.
– Подходцев!
– Ну? – приостановился Подходцев.
– Не женишься? – робко спросил Громов, считая почву достаточно подготовленной.
– Женюсь! – вздохнул Подходцев. – Жалко мне вас, но что же делать… женюсь! А который теперь час?.. Ой-ой… Пять! А мы в половине шестого должны кататься. Друзья! До свиданья! Целую вас мысленно.
– Подавись ты своими поцелуями.
– Громов! Можно надеть твой серый жилет?
– Нельзя. Он мне сейчас будет нужен.
– Для чего?
– Чернилами буду обливать.
– Гм!.. Ну, прощайте, братцы. Бог с вами.
Клинков поманил его пальцем.
– А подойди-ка… Видишь, какой ты неаккуратный: кончик платка опять вылез.
– Осел ты пиренейский, – завопил Подходцев. – Да ведь так же и нужно, чтобы он торчал. А ты его уже в третий раз засовываешь.
Клинков уткнулся в подушки, и плечи его запрыгали: неизвестно было – смеялся он или оплакивал гибнущего друга?..
Стараясь не встречаться взглядом с оставшимися, Подходцев вышел в двери как-то боком, виновато.

По уходе его Клинков тяжело встал с кровати, подошел к зеркалу и с плаксивой миной стал разглядывать себя.
– Клиночек! Что с тобой? Охота тебе всякую дрянь разглядывать! Уже не думаешь ли и ты жениться?..
– Знаешь, что я сейчас почувствовал, Громов? – обернулся к нему Клинков, и углы губ его передернулись.
– Ну?
– Стареем, брат, мы… Подходцев женится, а у меня уже седые волосы на висках появились.
– А с ребрами благополучно?
– С какими ребрами?
– Беса в ребре не ощущаешь?
– Какого беса?
– Ну, говорят же: седина в бороду, а бес… и так далее.
Клинков кротко, печально улыбнулся.
– Не острится нынче что-то…
– Голова не тем наполнена.
– Ну, в отношении себя ты преувеличиваешь.
– Почему?
– Она у тебя ничем не наполнена.
– Нет, Клинков, – улыбнулся Громов еще печальнее, чем давеча Клинков. – И у тебя ничего не получается. Не остри, брат.
– Плохо вышло?
– Чрезвычайно.
– Да, действительно. Что-то не то…
И долго сидели так, осиротевшие, каждый на своей постели, пока не окутали их синие сумерки…

Глава 11.
Вести оттуда

В большой комнате, в которой жили раньше трое, а теперь, после женитьбы Подходцева, только двое, было тихо… Даже мышь не скреблась под полом – вероятно, издохла от бескормицы. В комнате находился один толстый Клинков.
Конечно, он лежал на кровати.
Его дела, как и дела Громова, пришли в упадок: доходов не было, а расходы требовались колоссальные: на одну еду уходило не меньше рубля в день. Да квартира, на оплату которой расходовалось вместо денег чрезвычайно много нервов (при объяснениях с хозяйкой), да папиросы, да то и се…
Беззвучные вздохи раздирали массивную грудь Клинкова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40