— Желательна информация из канала „авторитетских“ связей…»
Рэмбо предлагал ему тайно встретиться с земляком.
В «Лайнсе» еще не знали, что Туманов уже отбыл из Лондона, и, если верить Варнаве, именно в Москву.
Что же касалось самого Игумнова, то тут его ждали одни сложности. В номере у себя он еще раз прослушал запись разговора Варнавы с Жидом. Собеседники касались, несомненно, очень деликатных тем…
Он ничего не знал о поисках чека на швейцарский банк, которые ведутся в Москве…
«Варнава имеет отношение к „Дромиту“… Я попал в точку!»
Бандиты в последнее время, как пчелы на мед, слетались на всевозможные фонды, находившиеся в привилегированном положении по сравнению с банками. Получение прибыли, коммерческая деятельность никогда не были целью фонда и даже как бы запрещались. Подопечные его ни в коем разе не могли показать зубы своемуправлению. Только: «Спасибо за то, что вы для нас делаете!»
Вдоль решеток Гайд-парка маячили художники с картинами. У автоматов висели номера телефонов нескромных английских див. Киоск с пулевыми пробоинами в витрине выглядел все так же одиноко и зловеще, как и утром.
Бандитским фондам требовалась валюта.
Тут и была загвоздка…
Черный нал, деньги, не имеющие породистой родословной, не могли работать. Требовались только чистые, стиранные.
Деньги, которые были положены в банк как твои и взяты как твои…
Их нельзя путать с деньгами, взятыми тоже из банка, но на целевые программы!
Некоторые фонды были созданы только для этого!
«Деньги стирают только раз…» — простое, как заповедь «Не убий!».
Один из обычных путей отмывания денег был одновременно и самым долгим — получить ссуды под техническое обоснование какой-то программы, обналичить, увезти налом на Кипр или в Израиль, где источники денег не проверяют, положить в банк, скажем, тут, в Англии, — перевести отсюда назад в Россию.
Длинный хлопотный путь законопослушного новичка…
Варнава уверил Туманова в том, что Сметана и Серый лояльны по отношению к Арабову…
«В то время, когда главы „Дромита“ уже не было в живых…»
Цель была ясна: «Жида заманили в Москву, чтобы убрать…»
Роль Варнавы в подготовке убийства была очевидной, и он, без сомнения, был теперь обречен.
«Крутые московские и иерусалимские к е н т ы Жида не оставят это безнаказанным. Варнава не подозревает, что его участие уже не тайна. По крайней мере для «Лайнса»…»
Игумнов свернул на Пикадилли недалеко от того места, где до него пытались перейти улицу Варнавин и Миха. Проводимая раз в году в Лондоне шумная манифестация представителей сексменьшинств на Пикадилли продолжалась. Транспаранты, оркестры… Невозмутимые лондонские полицейские — в черных каскетках — обозначили лентой черту, за которую никому не следовало переходить, и благодушно наблюдали со стороны. Шествие лесбиянок и гомосексуалистов, съехавшихся со всей Англии, было нескончаемым. Пресса сообщала, что их собралось в Лондоне не менее восьмидесяти тысяч. Вполне добропорядочные люди в колоннах улыбались, дурачились. Многие шли с детьми. Стройный юноша на крыше стоящего автобуса танцевал ламбаду. Двухметровая красотка в купальнике посылала воздушные поцелуи…
До торжественного заключительного гала-банкета еще оставалось время. Игумнов поднялся в отель. Набрал номер в Москве.
Для торжественного гала-банкета российских охранников был выбран легендарный лондонский Музей восковых фигур мадам Тюссо.
Столы разместили непосредственно в центральном зале, среди застывших восковых знаменитостей. Места гостей были расписаны. За каждым столом вместе с российскими секьюрити сидело несколько англичан: представители сыскных агентств и фирм-производителей спецтехники, организаторы семинара, переводчики. Соседом Игумнова был Нэд — бывший полицейский, поджарый, веснушчатый, с высовывающимся из кармана ярким, под цвет галстука платком, между ними с первого же дня установились дружеские отношения коллег. По другую сторону сидела уже знакомая Виктория, ей предстояло переводить. В соседнем ряду, впереди, Игумнову был виден Варнава. Место его было по соседству с изваяниями глав союзных армий времен Второй мировой. Военачальники легко узнавались по форменным головным уборам: берет, фуражка, пилотка… Фельдмаршал Монтгомери. Генерал Эйзенхауэр. Командующий авиацией генерал Теддер… Их фотографии были вывешены в холле «Черчиля». Возможно, все трое в разное время в нем останавливались, на полвека раньше, чем Игумнов и Варнава…
Игумнов появился на банкете в Музее мадам Тюссо одним из последних.
Приглашенная публика обреталась вперемежку с восковыми копиями знаменитостей. Центральный выставочный зал был еще закрыт. Шварценеггер, Сталлоне…
—Привет, Игумнов…
От стоявших недвижно фигур одна качнулась навстречу, отделившись от манекенов. Пепельное, с закупоренными порами, нездоровое лицо. Непроходящая испарина на лбу. Варнава — в деловом блейзере, в дорогом, со смешными свиными рожицами галстуке — сделал шаг вперед.
—Ты вроде хотел с меня получить, мент?
Игумнов не нуждался в объяснении, тем более теперь, когда глава «Дромита» погиб, а Варнава опасается связывать себя с Фондом.
—У меня с тобой нет больше дел, Варнава! Я знаю, кто был с тобой… Костромской вор. Жид, и он же Афганец…
Варнава угрожающе выгнул растопыренные пальцы, опасную клешню карманника.
—Предупреждаю, не попадайся мне на глаза, мент! Увидишь случайно — переходи дорогу! Снова узнаю о тебе — найду и удушу. Этими руками…
Игумнов все это уже проходил в ментовке.
—Я подумаю о твоем предупреждении, Варнава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112