Я привычно отвернулся к окну. Отмечал местные достопримечательности. Дремал.Кто-то другой во мне отвлеченно анализировал отношения, завязавшиеся у меня с одним из детективов Центрального отдела полиции Иерусалимского округа.Привлекательный образ американского и итальянского полицейского создавался свободными мастерами кино. Их герои говорили языком улицы, могли выпить на службе, обмануть начальство, уйти с проституткой, но это было так понятно.Завязавшиеся у нас отношения можно было оценить как успех, но противники Кейта, узнав обо мне, легко могли сделать его и меня своими легкими мишенями.Из частного российского детектива я мог запросто превратиться в лицо, скрывшее при въезде в страну подлинные цели своего визита. Хотя, с другой стороны, отец Кейта за годы его работы в Генеральном штабе полиции наверняка заимел хорошие связи в верхах, в Министерстве государственной безопасности.Своему сыну, правда, он помочь не смог…Со второго этажа автобуса человечки внизу выглядели непропорционально уменьшенными, с маленькими ножками.Два хередим — в традиционной черной одежде, шляпах — стояли по обе стороны пустой улицы, друг против друга, терпеливо ждали, когда зажжется зеленый. Высокие, в черных чулках, с открытыми щиколотками под куцыми, чуть ниже колен, брюками.Трое других хередим шли к молитвенному дому. Молодые, с пробивавшимся пушком на подбородках. У каждого в руке была книга…«Разночинцы-демократы…»«Суров ты был, ты в молодые годы умел рассудку страсти подчинять…» — что-то в таком роде, если память мне не изменяла, писал Некрасов.Людей в автобусе было немного. Я огляделся. Кто из них ехал в аэропорт, чтобы дальше лететь в Москву, Сказать было трудно.Моя соседка — молодая женщина со следами угрей на лице — всю дорогу грызла ноготь. Так и заснула с пальцем во рту…Эта не могла помочь в моем деле.В аэропорту Бен Гурион меня интересовали соотечественники. Несколько человек, обративших на меня внимание, были явно сотрудниками охраны порта — мятые брюки, куртки с короткими рукавами. На поясе мог быть пистолет.Прежде я принимал их за сотрудников израильской контрразведки, впрочем, если я и ошибался, то не намного.Постепенно в аэропорт начали прибывать соотечественники. Они отличались даже внешне. Иначе одевались, иначе себя вели.Я подождал начала регистрации на московский рейс.Мне надо было найти человека, который возьмет у меня конверт и по прибытии в Москву позвонит по телефону, который на нем написан.Не каждый готов был взять конверт в самолет у незнакомца — здесь, где террористические акты часты, как нигде!Во избежание недоразумений я готов был вручить конверт в присутствии израильского секьюрити…К материалам Юджина Кейта я присовокупил корреспонденцию о криминальных войнах в стране…Я долго ходил по залу. Даже заглянул в туалет в поисках достойного человека. Тут было тоже пусто. У соседнего писсуара стояла коротко остриженная тонкая девочка и что-то доставала из джинсиков на подтяжках…«Ну и дела!»Наконец рядом с баром я увидел того, кого искал.Пассажир оказался из Грозного, летел в Москву. Он охотно взялся выполнить мою просьбу…
— Гия, к адвокату! — крикнул надзиратель.Небольшое, по-казенному оформленное помещение для встреч такого рода находилось тут же, в изоляторе временного содержания на Русском подворье.Адвокат — крупный рыхлый мужчина в очках в роговой оправе — сидел за столом.— Шалом. Ты в порядке? Я твой адвокат. Мое имя Йаков.Разговор предстоял на иврите.Гия, общаясь в камере с Хитрым Лисом, уже успел малость пообтереться. Это был не тот сбитый с толку подросток, которого Роберт Дов привез в полицию прямо со стройки.— Тебя наняла моя семья?— Мне поручил это суд. Если я тебе не понравлюсь, ты можешь отказаться от моих услуг…— Зачем? Я пока не против!Йаков поправил очки.— Прокуратура предъявляет тебе обвинение в шоде …Хитрый Лис в камере толковал:— Шод это грабеж. Грабеж с насилием тут всегда идет как покушение на убийство. По старому кодексу РСФСР как статьи 19 и 138 и еще 146…— …Наказание — пожизненное заключение, то есть восемнадцать лет, из них половина — реальные. В тюрьме…Йаков поднялся, включил электровентилятор.Грузность распределялась в нем неравномерно. Основная Тяжесть сосредоточивалась в верхней половине. Тяжелая голова без шеи, длинное туловище, живот. Ноги были от другого человека — нормально развитого…— Ты меня понял?— Да.— Ты признаешь себя виновным?Гия сдвинул густые черные брови к переносью.— Я не знаю, как лучше…— Прокуратура наверняка предложит тебе судебную сделку. Я от твоего имени, разумеется, признаю непреднамеренное убийство, если они, в свою очередь, откажутся от умышленного убийства…— Ничего не поймешь!— В результате ты получаешь пятнадцать лет…За дверью, за окном слышались громкие голоса…— Суда в этом случае уже не будет?— Суд только утвердит сделку.— Выходит, так лучше?— И я так думаю! Потом получишь свидания, телефон…— Борьку ты защищаешь?— У него свой адвокат. Тоже от суда.Йаков взглянул на часы. Главное было сказано. Гия еще потянул. Ему не хотелось в камеру.— Когда ты еще придешь?— Как только мне позвонит прокурор…— Сигарет нет у тебя?— Я не курю. Ты хочешь, чтобы я кому-то передал приветы?
— Нет.— Что сказать матери?— У меня все в порядке… — В глазах защипало.После рождения третьего ребенка, два года назад, с ней что-то случилось. Вроде нервного расстройства.— Что мой брат?Младший брат жил на севере, в кибуце.— Я слышал, его полиция допрашивала. Друзья твои все в порядке…— Не сомневаюсь.«Ты сидишь, а на воле продолжается жизнь…» Когда вели назад, в камеру, затянул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109