– строго остановил его Иван Варфоломеевич. – В твоем возрасте…
– В моем возрасте некогда успокаиваться! – грозно перебил его Илларион Венедиктович. – И, пожалуйста, не прерывай меня!.. Представь себе такую отвратительную картину. Привезли во двор огромную кучу песка, чтобы было где играть малышам. Ведь их страсть к песку общеизвестна. И вот четверо оболтусов-лоботрясов, или, точнее, четверо малолетних негодяев младшего школьного возраста, вырыли в песке яму. И знаешь, чем они развлекались?
– Если ты не перестанешь трястись… – сердито произнес Иван Варфоломеевич, – я не стану тебя слушать!
– Если ты не прекратишь перебивание, я уйду и найду более внимательного друга!
– Попей хотя бы чаю, – попросил Иван Варфоломеевич, – и больше перебиваний не будет.
Илларион Венедиктович большими глотками выпил уже тёплый чай и продолжал чуть-чуть-чуть спокойнее:
– Негодяи младшего школьного возраста развлекались так. Берёт один из них чёрного котёночка, бросает его в яму, и все вчетвером закидывают этого хвостатого младенчика песком! Котёночек выкарабкивается из-под песка, пищит, а четверо истязателей начинают всё сначала и при этом вопиющем негодяйстве оч-чень громко хо-хо-чут! Ну, как прикажешь квалифицировать их действия?
– Дураки они, по-моему, и действительно несовершеннолетние негодяи.
– А что я должен был делать? Пристыдить? Подзатыльник дать? Толку-то от – этого всё равно никакого, раз их такими воспитали!.. А они вчетвером продолжают измываться над бедным котёночком.





И я крикнул оболтусам-лоботрясам: «Прекратите издевательство!» А они на меня – ноль внимания, фунт презрения! И я потихоньку стал, подходить к ним всё ближе и ближе, прикидывая, у кого из четырех уши длиннее, чтобы удобнее ухватить было и надежнее! Но один из оболтусов-лоботрясов заметил меня и нагло, этак нахально-спокойненько объяснил: «Котёнок-то наш, дедушка, что хотим, то с ним и делаем». – «Мы его тренируем!» – с хахаканьем добавил второй. «Молчать! – приказал я, услышав такие потрясающие гадкие глупости или глупые гадости. – Смирно! – И схватил одного из негодяев за ухо, так крепко и умело схватил, что тот завизжал. – Не вздумай вырываться! – предупредил я. – Совсем ухо оторву, если хоть пошевелишься!» Приятели его, истязатели, конечно, врассыпную. «Ой, дедушка, отпустите! Ой, больно-то как!» – «А котёночку, по-твоему, как было? Оч-чень приятно, да?» – «Так ведь он – ой! – котёночек – ой! – а я – ой! – человек! Ой-ой-ой!!!» Пожалел я его, отпустил ухо, взял за резинку трусов: если и вырвется, то придётся ему в неприличном виде бежать. «Звать тебя, хулиган, как?» – «Федька». – «Что мне с тобой делать прикажешь?» – «Отпустить, конечно». – «Хитрый какой. А кто за ваши безобразные действия отвечать будет? Кому из вас в голову ударило бедное животное мучить?» – «Мы не мучили, мы играли». Короче говоря, Федька ничегошеньки не разумел в своем безобразнейшем поведении, оказался болван болваном. Ну, попытался я ему внушить, что он гражданин великой державы, будущий солдат нашей непобедимой армии. «Фёдор, – говорил я ему, – мы ведь не против, чтобы ты бегал, даже дрался, когда обстоятельства потребуют, до одури гонял мяч, глупости всякие вытворял по мере надобности… Но ведь с детства, Фёдор, надо хоть немножечко о будущем думать! Ведь страна надеется на вас! На каждого из вас! Родине одинаково дорог каждый мальчишка и каждая девчонка!». А Федька этак старательно в носу ковыряет всеми пальцами подряд, даже большими. «Чего ты там ищешь?» – возмутился я, почувствовав, что говорю с ним абсолютно напрасно. «Где чего ищу?» – «Да в носу!» – «Это у меня привычка такая, – с достоинством, понимаешь ли, объяснил Федька и прямо-таки с гордостью добавил: – Меня из-за этого даже из класса выгоняют с уроков». – «Неужели отвыкнуть не можешь?» – «А зачем? Интересно это, да и время быстрее проходит». – «Ну вот о чём ты сейчас думаешь? – в полнейшем бессилии и в такой же растерянности спросил я. – После того, что я тебе сказал?» – «О пирожках! – Федька неимоверно оживился. – Мамка пирожки стряпает. Вот я и жду. Только долго ещё. Папка мамку копухой зовет. Она медленно всё делает»… И знаешь, Иванушка, ушёл я от этого Федьки с таким ощущением, будто он меня побил, морально меня избил!
– Преувеличиваешь, дружище, – сочувственно, но с укором ответил Иван Варфоломеевич. – Конечно, федек таких немало. И нормальных людей из них, как правило, не вырастает. Настоящих – тем более.
– Тебя это не беспокоит?
– Странный, даже обидный вопрос для человека, который знает меня так много лет!
– Прости. Ну, а можем мы что-нибудь сделать, чтобы содействовать превращению таких федек в хороших людей?
– Не сомневаюсь! – тут вдруг разволновался Иван Варфоломеевич. – Я, старина, завтра лечу за границу. На форум сторонников мира. Мне там предстоит выступать. Как вернусь, встретимся. Я близок к завершению работы над эликсиром грандиозус наоборотус, о котором тебе неоднократно рассказывал.
– Помню, помню! – с восторгом вырвалось у Иллариона Венедиктовича. – А у меня есть идея, оч-чень связанная с твоим изобретением! Понимаешь, – почти кричал он в лицо почти обескураженного друга, – дважды ко мне во сне являлась Смерть, фашистка подлая, и требовала, чтобы я ничего не делал доброго для людей, особенно детей! Эта негодяйка уверяла, что человечество может добиться запрещения всех существующих видов оружия, и тогда вспыхнет война за умы и сердца людей, особенно детей! Тут ведь врагам нашим и пригодятся федьки с его приятелями-истязателями! Вот я и решил оставшуюся жизнь посвятить детям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97