– воскликнула Голгофа.
– А он ещё не человек. Он пока ещё хулиган!
– Но ведь перевоспитывают даже взрослых преступников! – поучительным тоном сказала эта милая Людмила. – Я слышала, что даже стариков иногда перевоспитать можно! А он ещё мальчик, у него ещё вся жизнь впереди! К тому же надо учитывать условия, в каких он вынужден жить!
Участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов сорвал с головы фуражку, протянул её этой милой Людмиле со словами:
– Надевай! И – садись на мое место! Занимай мою должность! Раз ты такая умная! Если у тебя жизненного опыта… вагон!
– Я не принимаю вашего юмора, Яков Степанович! Мы озабочены судьбой…
– А я не озабочен! Да? Мне до него дела нет! Да? Я спокойненько передаю дело в прокуратуру, а сам еду ловить лещей! Да?
– Яков Степанович, вы клевещете на себя, – обиженно проговорила Голгофа, – а нас считаете за дурочек.
– И лишаете нас обыкновенного, естественного, законного права помочь человеку, попавшему в беду! – добавила с очень большим пафосом эта милая Людмила.
– Забрать мене надо, – попросил Пантя, – вот и всё. Забрать!
Тут девочки затараторили так, что ничего нельзя было разобрать, кроме того, что они кем-то возмущены, а кого-то защищают. И когда тараторство достигло предела, когда в нём уже совсем было ничего непонятно, участковый уполномоченный товарищ Ферапонтов громовым голосом приказал:
– Мо-о-о-о-олчать!
Он нарочито медленно надел фуражку, опустился в кресло, неожиданно улыбнулся устало и тихо, почти ласково заговорил:
– Я очень хочу есть. Мне надо сходить домой, насытиться как следует, отдохнуть хоть немножечко и снова заниматься вашим Пантей. А вы мне только мешаете, тараторочки. Дело-то обстоит очень серьёзно. О-о-о-о-очень… – Он широко и сладко зевнул. – Историю с машиной надо ЗАКАНЧИВАТЬ немедленно. Сегодня же. Тут ваше тараторство не поможет. Пока мы были на озере, пришла телеграмма: новых колёс гражданину Пэ И Ратову жена достать не смогла. Ясна ситуация?
– Представляю, что сейчас творится с папой, – прошептала Голгофа.
– Ничего с ним не творится. – Он устало попыхтел, недолго посидел с закрытыми глазами. – Гражданину Пэ И Ратову уже сообщено, что сегодня его машина будет отремонтирована, вернее, колёса уже меняют. Один баллон я отдал свой. Другой выпросил у товарища. Сейчас ищем два остальных… А осенью Пантю отправляем в детдом. Отца его заберут лечить от пьянства… Топайте-ка домой, тараторочки. Я часика через полтора загляну к вам. Проверю.
– Как нам благодарить вас, Яков Степанович, чудесный вы человек! – Эта милая Людмила обежала вокруг стола и звонко поцеловала участкового уполномоченного товарища Ферапонтова в щеку. Не успел он опомниться, как то же самое сделала Голгофа – только в другую щеку, воскликнув:
– Я таких замечательных людей ещё не встречала! Спасибо вам!
– Марш домой! – раздалось в ответ. – Если хотите знать, милые девушки, очень вы мне по душе пришлись. Поверил я в вас, убедился, что можно надеяться на вас, как на подлинных граждан, вернее, пока ещё гражданочек нашей страны. И вот вам первое, очень ответственное задание: Пантелеймон Зыкин. Растолкуйте ему, втолкуйте ему, что такое детдом. Ведь государство его, хулигана и почти преступника, в сыновья, можно сказать, берёт, в сыновья! Так чтобы он наше государство не обманул! Не подвёл! Подготовьте Пантю к детдому! Вбейте в его голову столько знаний, сколько только в неё влезет! И – марш домой! Есть мне очень хочется!
Домой девочки шли обнявшись и молча. Удивительное у них было настроение – чистое, спокойное, какое-то огромное. Не менее удивительным было у них и ощущение: будто бы они немножечко повзрослели и даже будто бы чуть-чуть-чуточку поумнели.
Пантя брел сзади. Настроения у него никакого не было. Ощущений тоже никаких. Ему казалось, что и его самого как бы – не было. Вот был он, был и – нету. Куда-то исчез, растворился, растаял злостный хулиган Пантелеймон Зыкин по прозвищу Пантя, а вместо него шёл вот – ещё неизвестно, кто. И Пантю даже не интересовало, кто же это идёт по земле вместо него… Вдруг он вздрогнул: что-то очень горькое шевельнулось в душе… Увезут ведь ЕЁ сегодня! Увезут, увезут, УВЕЗУТ, УВЕЗУТ…
– Чего приуныл, Пантя? – по возможности весело спросила Голгофа. – Мне вот надо печалиться, – совсем грустно продолжала она. – Вы завтра в поход уйдёте. Будете сидеть у костра под звёздным небом. Звёзд будет много-много, и все они будут яркие-яркие…
– Не хнычь! – бодро сказала эта милая Людмила. – Предлагаю план ближайших действий. Сначала зайдём к нам, выясним обстановку. Затем… Самый реальный вариант: ты спокойно, твёрдо и убедительно просишь отца отпустить тебя в поход. Я почему-то уверена, что он согласится.
– Сегодня надо в поход, – глухо произнёс Пантя. – Пока он с машиной возится, надо убежать.
– Нет, нет, хватит бегать, – твёрдо возразила Голгофа. – Надо уметь иметь своё мнение и уметь отстаивать его. Правда, представить не могу, – голос её опечалился, – не могу представить, как вернусь домой. Не потому, что я туда совсем не хочу. Но ведь там скука! Там МЕ-НЕ нечего делать. Я всё время буду вспоминать, КАК жила здесь. Вот здесь была настоящая жизнь. Купание. Гроза. Ягоды.
– Дылды, – насмешливо подсказала эта милая Людмила.
– А что? – с гордостью отозвалась Голгофа. – Страшно было, но полезно. Нисколечко не жалею. Дома буду бороться со скукой. Сама себя развлекать буду.
Тётя Ариадна Аркадьевна встретила их так радостно, что они даже немного растерялись.
– Потрясающие новости! – заговорила она с крылечка, едва они вошли во дворик. – Он уедет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107