– Нам лучше поторопиться, – проворчал он, – у него опять лихорадка…
Люсьена перестала плакать, удовлетворившись этим простым объяснением. Жан улыбнулся ей, подумав: не так все просто, Люсьена. Ничто в жизни не оказывается простым – или таким, каким мы ожидали и хотели бы его видеть. Наверное, именно поэтому в нашем языке полно ярлыков: аристократы, духовенство, буржуазия, крестьянство, сумасшедшие, святые. Мы должны это упростить, не правда ли? Говорим аристократ и тут же думаем о Жерве Мари ла Муате, его отце, человеке, который отличался от него, как день отличается от ночи. Помню, как плакали крестьяне в ту ночь, когда он умер… Говорим крестьянин и представляем себе бессловесную забитую скотину, перепачканную землей, пахнущую стойлом, однако Пьер дю Пэн крестьянин, так же как и я буржуа… и сумасшедший… О, да, мы будем и впредь изобретать ярлыки, которые никогда ничему не соответствуют, выстраивать сверхпростые схемы, потому что мы устали от бесконечной боли раздумий, от того, чтобы взвешивать и оценивать каждого отдельного человека на земле, подмечать каждое малозаметное отличие его от всех других людей…
Эти мысли утомили его. Он задремал, но даже в дремоте ощущал тряску тележки, поскрипывание конской сбруи, резкие порывы ветра.
Его разбудило ощущение, что тележка остановилась. До его сознания дошли звуки голосов. Это были знакомые голоса, он знал, что слышал их раньше.
– Non de Dieu! Черт возьми! (фр.)

Да это же молодой хозяин! Месье Марен нанял целую армию полиции разыскать его! Он жив? Благодарение Богу, а не то я бы не перенес такой вести…
Жан лежал с закрытыми глазами, испытывая блаженную усталость от охватившей его слабости, от неожиданного наслаждения тем, что боль совершенно исчезла. Видимо, он опять заснул, потому что, уж конечно, Тереза не могла так сразу возникнуть – нужно было еще проделать путь в целую милю от железных ворот до самой Виллы.
– Жан! – Она выбежала навстречу тележке, голос был громким, напряженным, она задыхалась. – Милосердный Боже, что они с тобой сделали?
Он пытался обрести голос, сказать ей, что ничего не произошло, просто несчастный случай, но слишком устал, и ни один звук не вырвался из его горла, хотя губы шевелились, пытаясь выговорить слова.
– Ты! – прошипела Тереза, голос ее сразу стал хриплым от невыносимого отвращения. – Это ты убила его! Ты, гнусная уличная девка! О, Боже, Боже, сколько раз я умоляла Жана держаться от тебя подальше! В глубине души я знала…
– Что ты знала, сестренка? – выдавил из себя Жан сквозь смех, который звучал в его голосе, подобно сухому тростнику под порывами ветра. – Что Люсьена в один прекрасный день убьет меня? Но она сделает это не так скоро, дорогая сестренка, и уж наверняка не таким жестоким, варварским способом. Она слишком нежна для такого дела, и кроме того, есть более приятные способы…
– Он бредит, – прошептала Тереза. – О, Жан, Жан…
– Это не я, – сказала Люсьена. – Спросите у него, он вам скажет.
Тереза взглянула на нее, и ее черные глаза полыхнули яростью.
– Он солжет, – ответила она. – Ради тебя он солжет. Как лгал много раз и раньше…
– С вами бесполезно разговаривать, – с горечью произнесла Люсьена. – Забирайте его, мадемуазель, забирайте вашего драгоценного братца, который обошелся мне в тысячу раз дороже, чем он того стоит!
Жан Поль приподнялся, опираясь на локоть, и удержался в этом положении достаточно долго, чтобы увидеть лицо сестры, искаженное гневом, но это усилие оказалось для него слишком тяжелым, и он вновь погрузился в уже знакомое ему теперь ощущение, будто его несет прилив тьмы и он погружается в пучину мрака.
Когда он вновь выплыл к свету и воздуху, то лежал уже в своей комнате и вся семья стояла вокруг его постели.
– Люсьена? – прошептал он.
– Она в тюрьме, – выпалил его брат, – где ей следует быть. Нужно только твое заявление, чтобы мы могли предъявить ей обвинение.
Жан Поль посмотрел на брата, и его рот сложился в гримасу смеха, но чтобы рассмеяться, он был слишком слаб.
– Ты, Бертран, фантастическая личность, – вымолвил он, – просто фантастическая. Ступай и немедленно освободи ее!
– Сын мой, – громко сказал Анри Марен, – мы простили тебе твое безрассудство. Ты молод, в тебе течет моя кровь, так что твоя необузданность естественна. Но эта неуместная галантность лишь следствие болезни. Эта ведьма должна понести наказание, которого заслуживает.
Жан улыбнулся.
– За что наказание, отец? – пробормотал он. – За то, что спасла мне жизнь?
– Спасла тебе жизнь? – вырвалось у Симоны. – Послушай, Жан…
– Уверяю тебя, моя уважаемая и высокочтимая невестка, именно это она и сделала. Она увидела, как убийца прицелился, и ударила его по руке, так что пуля, которая наверняка убила бы меня, изменила направление. После этого она уложила меня в постель и выхаживала днем и ночью, пока жизнь не вернулась ко мне…
– Ручаюсь, это был не первый случай, когда ты лежал в ее постели, – объявила Симона.
Жан взглянул на нее.
– Ты ведь высокородная дама, не так ли? – фыркнул он. – Симона де Сен-Жюст, маркиза де Бовье, и тем не менее ты все равно мелкобуржуазная кумушка!
– Жан, – вмешалась Тереза, – посмотри мне в глаза! А теперь повтори – она спасла тебе жизнь…
Жан Поль серьезно посмотрел на сестру.
– Да, сестренка, – тихо сказал он. – Она спасла мне жизнь, и очень дорогой для себя ценой, возможно даже рискуя собственной жизнью…
Тереза выпрямилась и встретилась глазами с Симоной.
– Он говорит правду, – тихо произнесла она.
– Сама знаю, – выпалила Симона. – Господи, какие же мы, женщины, дуры!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127