– Августин!
– Только если скажешь, куда она поскакала и где его искать! Давай, говори, Мари! Или нет, не надо. Я начинаю входить во вкус!
– Я все скажу! – сквозь слезы выговорила Мари. – Он… он собирается бежать в горах… охрана немногочисленная, и комендант ему симпатизирует. Он хочет перебраться на севере по горной тропе через Гап и Брианон в Италию. Она должна встретить его и снабдить деньгами и одеждой.
– И собственной персоной, конечно! – с насмешкой сказал Августин. – Хозяин щедро наградит меня за это…
– И уж конечно, ты, мой герой, – презрительно усмехнулась Мари, – схватишь его с целой бандой лакеев и доставишь в цепях!
– Точно, – гаркнул Августин. – А кто может помешать мне?
– Полиция. Горная жандармерия. Что будут стоить твои слова против ее слов, с каких это пор во Франции к словам кучера прислушиваются больше, чем к словам аристократки?
Она была права. Августин сразу же это понял. Он остановился, злобно глядя на нее.
– Ах, Августин, – продолжала Мари, стараясь закрепить полученное преимущество, – не лезь ты в это дело. Чем меньше мы суем нос в дела знати, тем лучше.
– Но когда хозяин вернется и узнает, что это я седлал коней, – простонал Августин.
– А ты не знал, куда она направляется. Она сказала, вторая лошадь для ее друга. “Господин, – скажешь ты, – разве я мог ослушаться хозяйку?”
Лицо Августина вдруг прояснилось, и Мари поняла, что она говорит слишком долго.
– Кузен моего хозяина, герцог де Граммон! – вскричал Августин. – У него охотничий домик неподалеку от Карпентра, а в эту снежную погоду он наверняка охотится там! Спасибо тебе, ведьма, за твое предупреждение. Поскачу туда один и сообщу новость герцогу. Он пошлет своих слуг. Пусть тогда горная жандармерия возразит ему!
– Но, – всхлипнула Мари, – выставить напоказ такой позор… Думаю, хозяин вряд ли будет…
– А я ничего не выставляю напоказ, – расхохотался Августин. – Герцог был среди тех аристократов, которые ворвались в эту самую комнату и нашли там твою хозяйку в объятиях этой крестьянской свиньи! Аристократизм твоей хозяйки не распространяется на ее моральные устои.
– И ты еще называешь его свиньей! – выкрикнула Мари. – У этого мальчика внешность и манеры принца…
– Теперь уже нет, – ухмыльнулся Августин, – тебе стоит посмотреть на него сейчас!
И он затопал сапогами вниз по лестнице.


“Через час я замерзну”, – думал Жан. И тем не менее он продолжал шагать по глубокому снегу. Если Николь не получила моего письма, я вскоре встречу смерть в этих горах. Глупо держаться тропы. Но у Жерада нет стражников, которых он мог бы послать в погоню за мной. Кроме того, думаю, он был не против того, чтобы я бежал. Он сам внушил мне эту мысль…
Он споткнулся. Стоял уже январь, а здесь, в Альпах, снег начинает выпадать уже в ноябре. Башмаки у него были добротные, а вот одежда давно уже превратилась в лохмотья. Он весь посинел от холода, дыхание вырывалось в морозный воздух клубами пара. Дорога, которой он шел, вела через Карпентра, Гап и Брианон. Эта дорога поднималась вверх до Гапа, верхней точки, расположенной в трех тысячах футов над уровнем моря. Здесь, ниже Карпентра, было еще не так высоко, но уже очень холодно. Он не хотел думать о том, что будет на перевале через Гап… если он доживет и доберется до него…
К наступлению ночи он начал падать от усталости. И каждый раз ему становилось все тяжелее подниматься. В смерти от холода есть нечто соблазнительное – жертва не испытывает страданий. У Жана не было времени украсть трут, так что он не мог развести огонь. Впрочем, даже если бы у меня и было кресало и кремень, мрачно подумал он, все равно мало шансов зажечь это промерзшее насквозь дерево.
Его единственное спасение заключалось в движении, чтобы кровь продолжала циркулировать по телу. Он колотил себя руками, но эти усилия еще более ослабили его. Свежий шрам, пересекающий лицо, сильно болел.
Он упал, поднялся, снова упал, стал карабкаться с помощью рук и ног, кое-как встал, покачнулся, понимая в глубине души, что у него не хватит сил пройти еще хоть четверть мили. Он стоял так, покачиваясь, и думал: “В мире есть одно несомненное обстоятельство – то, что жизнь вечно подшучивает над нами. То, что она дает одной рукой, она отбирает другой, и всегда забирает больше, чем дала. Я радовался перспективе бегства, и мне в голову не приходило, что я бегу навстречу смерти… Ну что ж, Жан Поль Марен, ты еще раз доказал самому себе, что ты глупец”. Тут он откинул голову и разразился громким насмешливым хохотом, вызвавшим эхо в заснеженных горах…
И этот смех спас его, ибо, если бы не он, Николь никогда не нашла бы его в наступающей темноте. Спустя пару минут она осадила рядом с ним свою кобылу, осыпав его брызгами снега, спрыгнула с седла и очутилась в его объятиях.
Она целовала его грязное, заросшее, полузамерзшее лицо, прижималась к нему, плакала.
– Жанно, мой Жанно, ты мой, я нашла тебя, нашла тебя, и теперь я никогда не отпущу тебя… никогда!
Жан Поль из последних сил оторвался от нее и стоял, держа ее за плечи. Он улыбнулся, она казалась ему прекрасной, как ангел, со снежинками на меховой шапке, запорошенными ресницами и крупными слезами, замерзающими на ее щеках.
– Если ты, – слабо рассмеялся он, – не дашь мне во что-нибудь завернуться и глоток бренди, я буду уходить от тебя… постоянно…
– О, – задохнулась она от волнения, – ты замерзаешь, мой бедный, мой дорогой, а я болтаю…
– Ты продолжаешь болтать, а я продолжаю замерзать, – пошутил Жан.
Она метнулась к своей кобыле и развязала седельную сумку. Из нее она достала великолепную накидку с меховым воротником, меховую шапку и помогла Жану облачиться во все это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127